Дониэль Клейтон - Хрупкие создания

Не думаю, что кто-то заметил мое неловкое движение – все смотрят на зеркала. Вообще все. Какая-то девочка указывает на них пальцем.

Учителя тараторят по-русски, и я проталкиваюсь к краю толпы.

– Что происходит? – спрашиваю, задыхаясь и слишком тихо, чтобы меня услышали. Отсюда мне ничего не видно. Сердце выпрыгивает из груди, и люди поворачиваются ко мне. Мистер К. подзывает Дубраву. Они кричат друг на друга по-русски. Он машет всем, чтобы отошли подальше.

Бетт следит за моим лицом. Мальчишки комкают в руках занавески, которые только что сдернули. Они словно приросли к месту. Люди сторонятся меня и шепчутся. Я все еще ничего не могу разглядеть. Танцоры слетелись сюда, как бабочки. Не слышу ничего, кроме собственного сердцебиения. Проталкиваюсь вперед.

Мистер К. смотрит на стекло, качает головой, спрашивает:

– Кто это сделал? – Он поворачивается и повторяет вопрос трижды. – Я не потерплю подобного в своей школе! Сколько можно! Балет прекрасен! А вы превращаете его в кошмар.

Хочу спросить, в чем дело. Но проглатываю комок. Меня трясет.

Мистер К. проходит сквозь море тишины. У меня кружится голова. А потом я вдруг вижу зеркало. И то, что написано на нем розовой помадой:

«Фее Драже падать больнее всех».

Пятничная репетиция заканчивается раньше из-за того инцидента с зеркалом. Надо потратить свободное время с умом. Я ведь все поняла, когда Алек подбежал к Джиджи после того, как с зеркала стянули тряпку. А потом укрепилась в своих подозрениях, услышав кусочки его разговора с мистером К. о запугиваниях и о хрупких чувствах Джиджи.

Элеанор ушла в кафе, так что захожу в нашу общую ванную и поправляю помаду – темно-красный оттенок «Диор 1940». Она не спасет меня от подозрений – кто-нибудь узнает мой почерк или помаду от «Шанель» моего цвета. Цвета моей сестры, а до того – моей матери.

Насыщенный розовый. Слишком заметный, слишком очевидный. Из-за него у меня будут неприятности, но я не могла не поддаться соблазну. Да, это было небрежно. Я даже не хотела, чтобы она это увидела. Не теперь.

Уилл нарочно это сделал. Он слишком хорошо меня знает. Раньше меня было почти невозможно вычислить.

Помню, как вместе с Лиз и Элеанор мы втайне подшучивали над Кэсси в прошлом году: подливали фиолетовую краску в ее кондиционер, резали леотарды и колготки, чтобы учителя ее отругали, портили туфли, окуная их в уксус, устраивали беспорядок в комнате. Но Джиджи отреагировала так бурно… Как же ее легко поддеть. Да и послание было таким изобретательным, что я чувствовала себя всемогущей. Но нельзя совершить ту же ошибку, что и в прошлом году.

Проверяю, нет ли на телефоне сообщений от Алека, но там ничего, кроме трех пропущенных от матери. Ей я перезванивать не собираюсь.

Уверена, мама Джиджи печет ей печенья, всякие мелочи и говорит, что она прекрасна такой, как есть. Джиджи повезло: наверняка ее пожалеют, когда она расскажет об угрозе и о том, как испугалась.

С силой сжимаю края раковины, представляя руки Алека на талии Джиджи – как он поднимает ее, одетую в балетную пачку, как делает поддержки и крутит. Представляю их поцелуй. Представляю, что ей нравятся его прикосновения, а ему – то, что она так на меня непохожа со своими черными кудрями, и кожей цвета кофе, и веснушками, и калифорнийской зрелостью.

Пара таблеток не в силах стереть из моего воображения эти картины и чувства. Проглатывают третью, не запивая. Горькая. Придется достать еще, чтобы совсем не раскиснуть. Вся моя энергия, вся нетерпеливость теперь сосредоточена на другом: я должна найти Алека.

«Адерол» отзывается в костях и звенит в голове, не дает мне жалеть себя. Мое тело и разум сосредоточены на Алеке. Так всегда после таблеток: внутри остается место только для одного чувства.

Жужжит телефон, и я подскакиваю, думая, что это мать, но это всего лишь Лиз. Она сидит в кафе на Шестьдесят пятой улице, и там же обретаются Алек и Уилл. Это не столько приглашение, сколько предупреждение: нельзя оставлять их наедине.

Стягиваю пуанты и влетаю в балетки, но не переодеваюсь. Алеку нравится, когда я одета в леотард, юбку и гольфы и когда волосы мои забраны назад. Он любит распускать блондинистые волны из пучка и стягивать леотард с моих плеч. Вся дрожу от воспоминаний. Я становлюсь какой-то совсем уж бешеной, когда о нем думаю. Так не пойдет. Алеку нравится, что я такая недоступная и холодная. А Уилл бесится, что все внимание Алека – на мне.