Таня Фрей - Хранители. Посвящаемая

Он задержал на ней свой взгляд. Она была растеряна. Казалось, она вот-вот разобьётся, оставив за собой лишь осколки. А может, она уже разбилась. Просто изображала, что всё ещё держится. Сложно было в этом разобраться.

— Я просто не хочу тебя терять, — тихо сказал он, а потом сделал то, чего Сандра не ожидала. Да он и сам не ожидал, что это случится вот так. Здесь. При таких обстоятельствах.

Маркус наклонился к ней и поцеловал. Девушка замерла, будто не понимая, что происходит, но потом, спустя, может, секунду, хотя эта секунда показалась ей гораздо длиннее, обвила руками его шею и, глубоко вдохнув, ответила на этот поцелуй. Он положил руки ей на талию, словно боясь, что она в любой миг отскочит, убежит, и догнать её ему уже не удастся, как в прямом, так и в переносном смысле.

Однако она, на удивление, не вырывалась. Наоборот, Сандра и сама будто боялась, что это чересчур быстро закончится. Прижималась ближе. И он обнимал её крепче.

Но отстранилась первой всё-таки она.

Сандра не сразу открыла глаза. Она вдруг заулыбалась, не веря, что это случилось. Только что она готова была разреветься в три ручья, но в одно мгновение это желание улетучилось. Мысли о её виновности сохранялись. Но они были приглушены.

— У меня есть только один вопрос, — чуть охрипшим голосом сказала она, хотя, на самом деле, вопросов с того момента, как она узнала, что Маркус принадлежит к числу мятежников, накопилось немало.

— Какой же? — невозмутимо поинтересовался он, не выпуская её из объятий.

— Как ты связан с мятежниками? Что тебе такого сделали Хранители? Почему ты здесь, с ними?

Он прочистил горло, выпустив её из своих рук.

— Ты мне не поверишь, — ответил он.

— Я уже столько повидала, что понятия не имею, чему не поверю, — Сандра горько усмехнулась своим словам. Казалось, ещё никогда она не говорила столь правдивых фраз. Правдивых до боли, которую практически невозможно было вынести.

Маркус посмотрел на подругу. Он понял — пора было и ему сказать правду, о которой он так долго молчал. И он решился.

— Я — внук субъекта 404.

Восемнадцать лет назад.

Риверсайдская церковь в этот день не пользовалась высокой посещаемостью. На удивление, людей тут было совсем немного. Кто-то сидел на лавочке в раздумьях. Кто-то ходил, изучая интерьеры.

Церковь отличалась своим необъятным масштабом. На окнах — витражи, со сводов свисали люстры, освещавшие пространство.

И тишина. Лишь осторожные шаги раздавались на всю церковь. И чей-то тихий шёпот то и дело врывался в атмосферу умиротворения. Но не мешал ей, а лишь дополнял.

В хорах медленно прохаживался пастор, задумчиво опустив взгляд в пол. Мысли его витали далеко-далеко, но за пределы стен церкви всё же не вылетали. Думать о чём-то другом он бы себе не позволил. В руке он плотно сжимал томик молитвенника, словно только за него и можно было зацепиться, удержаться, чтобы не вырваться мыслями куда-то вдаль…

— Пастор, вы меня не узнаёте?

Он поднял голову и увидел перед собой молодого человека. Аккуратно одетого, немного робкого, как казалось на первый взгляд. Пастор всмотрелся в его лицо. Пшеничные пряли волос, густые тёмные брови, небольшие юркие глаза, острый нос, резкие скулы. Он отрицательно покачал головой.

— Нет, я не узнаю тебя.

На лице собеседника воцарилось явное разочарование. Он не ожидал такого ответа. Он был уверен, что будет узнан, ведь с последней их встречи прошло не так уж и много времени. Он приходил три недели назад и сейчас явился в эти стены во второй раз. Потому что это было необходимо.

— Пастор, скажите, кто властвует над мыслями и суждениями нашими, греховными и не греховными? — спросил он. Тот оживился, услышав этот вопрос.

— А ты сам как считаешь? — заинтересованно отозвался он.

— Мне хочется услышать ваше мнение. Ведь оно заведомо будет правдивее моего.

Пастор хмыкнул.

— Господь знает мысли человеческие, ему они и подвластны. Однако ему не под силу изменять их. Менять их может одна лишь совесть.

— А что вы скажете, если узнаете, что есть люди, которые могут мыслями управлять? — неожиданно задался вопросом пришедший.

Пастор вздрогнул. Он поспешил отвернуться, что-то бормоча себе под нос. Однако его собеседник не собирался отставать.

— Что, если им и чувства человеческие подвластны, и эмоции? И воспоминания? И даже… сны? Что вы скажете на это, Пастор?

Пастор повернул к нему своё лицо и просверлил его диким взглядом.