Евгений Алёхин - Рутина

– Кончи в меня, – сказала Лена.

– Зачем? – я вдруг вспомнил растерянного Эдика без штанов.

– Не волнуйся, сейчас можно, – сказала она. Добавила: – Пожалуйста.

Лена была всего на три года моложе меня, то есть ей исполнилось двадцать, но, кажется, уже принадлежала к другому поколению. Не читала книг вовсе, зато у нее был смартфон, тоннели в ушах и татуировки на теле.

Она использовала слово «фотокарточки» и вообще предугадывала, что скоро будет модным. Но это было на поверхности, я чувствовал, что Лена может быть преданной и что у нее настоящего – только грусть. У меня была пара недель, пока она не уедет, и коротенький роман поможет мне забыться. Возможно, и Лене тоже. У нее тоже только закончились длинные отношения с каким-то тридцатилетним любителем роликовых коньков, сидевшим у мамы на шее.

– Как скажешь, – ответил я. Сделал несколько движений и застыл на глубине в мучительной неге. Почувствовал, что она кончила со мной в один момент.

Стоило мне сесть в машину на станции Зеленогорск, как Женя вместо приветствия недовольно сказал:

– Ты чего такого наговорил хозяину?

– Какому еще хозяину?

– Нашему. Клиенту нашему. Валере.

Я удивленно скорчился. Ничего. Что случилось?

– П-пожаловались на тебя. Нахамил, говорит.

Немного покопавшись в памяти, вспомнил, что клиент Валера задал мне какой-то тупой вопрос, на который я не смог найти столь же тупого ответа.

– Слушай. Я не понимаю, что у вас за отношения. Если ты хочешь сосать шнягу, я не готов участвовать.

Жене нечего было ответить. Наверное, такая аналогия в его мозгу блокировалась, картинка не вырисовывалась. Минуту ехали молча. Он сказал:

– Ты п-поаккуратнее выражайся. Мне они и так все мозги затрахали.

– Извини, патрон.

Приступать к работе очень не хотелось. Я попросил Женю раздать мне интернет, сказал, что нужно отправить пару рабочих писем, касающихся литературных дел (почему-то Женя считал меня настоящим писателем в отличие от Марата – может быть, потому, что я участвовал в московском форуме и печатался в толстых журналах). На выходных я даже не выходил в сеть, но оказалось, что пришло всего одно сообщение «вконтакте».

Оно было от Сигиты: «Как у тебя дела? Я каждый день плачу и очень скучаю».

Я так психанул, что даже откинул ноутбук на край кровати, стоявшей в вагончике. Постоял полминуты, потом взял себя в руки и ответил: «Наверное, скучаешь, пока он возит тебя в своей тачке, а плачешь, когда тычется тридцатисантиметровым хуем».

Замер. Подумал, поставил скобочку – первый в своей жизни смайлик.

Надо было оттереть остатки бетона с крыльца, вычистить газон. Хозяева сказали, что мы оставили за собой свинарник. Женя поручил уборку мне, сам же ковырялся внутри дома, подрубал отопительную систему. Я стоял здесь, в холодном ноябре, и смотрел на участок. Больше не могу находиться здесь, так я решил. Семь месяцев достаточно. Заглянул через окно: что он там делает, мой босс? Он внимательно читал инструкцию от желтой шайтановой машины, из нее торчали трубки и провода. Женя держал книжечку левой рукой, правой поглаживая отопительную систему. Она напоминала мотор огромного автомобиля, у которого выросли осьминожьи щупальца. Насколько глубоко Женя погрузился в чтение? Успею ли я?

Нельзя было терять ни минуты. Я быстро зашел в вагончик, собрал свои вещи, переоделся. Нашел ручку и листок бумаги. Нашел скотч. Приклеил записку к двери вагончика: «Женя, прости, пожалуйста, но больше не могу работать. Удачи, обнял». Денег у меня совсем не было, только жетон на метро, но я отключил телефон и вышел на трассу. Первая же машина, какая-то разбитая «шестерка», остановилась, когда я вскинул руку.

– Вы в Питер?

– Садись.

Судя по виду, они были двумя подсобниками, как и я. Спорили всю дорогу. Я сидел на заднем сиденье и слушал их странный разговор.

– Говорим, что света не было, так? – Так. Но если он проверит? – А как он проверит? – Ну как-то проверит. – А что нам сказать? Может, типа что-то у твоей жены случилось?

Они меня высадили у Комендантского проспекта.

– На бензин можешь докинуть?

– Простите, мужики. У меня ноль. Сам только что свалил с объекта.

Я был свободен. Марат звал устанавливать двери с ним, но это завтра или позже. Я подумал о Лене, о том, что проведу с ней эту ночь, и у меня встал.

Рано лег, проспал десять часов и еле заставил себя выйти на пробежку. Обычно выхожу в пять сорок, но сегодня спустился на улицу чуть позже шести. Даже дедушку-швейцара не пришлось будить. Раскладушку он собрал, и было слышно, как схаркивает в раковину, умывается в уборной за стойкой регистрации. Ключ лежал на полке; я открыл ворота сам и побежал трусцой. День уже поимел власть над ночью. Люди мешали мне на тротуаре, пока бежал вдоль берега моря по плитке, имитирующей брусчатку. Слева – гостиницы, готовые к новому сезону и еще не достроенные, магазины, которые вот-вот откроются, рестораны, где персонал только заступает на смену. Справа вода бурлит и бьется о каменный волнорез, готовая выпрыгнуть, дотянуться до меня, до других бегунов, до вьетнамцев, китайцев, реже русских, делающих зарядку. Оббежал их всех – навстречу небольшой горе. Осилил всего полкилометра, хоть бежать здесь хорошо, переключился на размеренный шаг. Сил нет, видимо, вчера перестарался. Дошел до своего любимого маленького пляжа, где обычно по утрам плаваю вместе с группой местных пенсионеров. Но их уже не было. Стало одиноко, не захотелось плавать без них между пустым берегом и пришвартованными рыбацкими лодками. Решил сперва написать эту главу, а потом пойти на пляж, перед обедом или на закате.