Ширшенду Мухопадхай - Тетушка, которая не умирает [litres]

Но вот тучи рассеялись – и в небе показалась изящная луна. Необыкновенная. Она, казалось, приплыла из какого-то сказочного царства. Листья деревьев, блестящие улицы, лужицы – все предстало в мельчайших деталях.

Выйдя из дома в ночь, я словно охмелела. Ничто не нарушало окружавшую меня красоту. То была совершенно особенная ночь. Ночь диких ветров. Никто не помышлял о добропорядочности. Все перевернулось вверх дном. Алхимик-демиург изменил самую суть мироздания и создал совершенно новую вселенную. Неужто на небе еще никогда не было столько звезд? Наверное, меня унесло куда-то порывом ветра или вместе с лучом лунного света.

Плавно развернувшись, я не увидела позади ни души. Неужели он предпочел не объявляться в такую безумную лунную ночь? А сегодня я его, кажется, ждала. Мне даже взгрустнулось, и я вся как-то помрачнела. Ведь я успела привязаться к нему.

Недовольно ворча, я медленно шла по пустой улице. Спешить мне было некуда. Быть может, он еще придет. Может, еще не поздно.

Он возник не сзади, а прямо передо мной. Я испугалась, когда он преградил мне путь на пустынной дороге. Такой высокий, с таким наивным взором и в ореоле такой огромной луны. Я замерла в восторженном изумлении, не веря своим глазам, и беззастенчиво посмотрела на него. Его взгляд был полон таинственной страсти. Губы пылали неугасимым жаром.

Глаза его пронизали меня насквозь. Какое-то время между нами будто волнами раскатывалась тишина.

И вдруг он заговорил – слова срывались с его губ одно за другим:

– Я… люблю тебя…

После этого он был не в силах остаться. Его охватил страх, и он мгновенно исчез, будто подхваченный взрывом. Я даже ничего не успела сказать в ответ. Но стены внутри меня рухнули. Горы рассыпались. Путь дальше был закрыт.

Я неспешно побрела домой, совсем не сознавая, куда иду и зачем. Я даже с трудом узнала нашу парадную дверь. Здесь ли я живу? Мой ли это дом?

За ночь моя подушка вся промокла от слез.

Пишима строго сказала:

– Плачь! Слезы смоют всю мерзость. Обязанности, церемонии, привилегированное положение и религия – сплошная мерзость. Смети все это. И тогда перейдешь реку. И увидишь, сколько радости она несет с собой.

– Какая же тут радость, Пишима?! Внутри меня все горит.

– И пусть горит, пусть весь этот мусор обратится в пепел.

Я всю ночь проглядела в темноту воспаленными глазами.

На следующее утро, рано-рано, когда я открыла парадную дверь, то увидела, что кто-то оставил возле нашего порога мокрую от дождя кроваво-красную розу на ножке с зелеными листьями. Она еще не распустилась.

Я подобрала розу и отнесла к себе в комнату. Чтобы дать ей расцвести. Чтобы дать цветку распуститься.

Он ходил за мной каждый день. И каждое утро оставлял у меня на пороге кроваво-красную розу. Но разве это грех? Неужели это та самая сила, которая способна оторвать от причала мою лодку и бросить ее в пучину безудержного течения?

Муж мой вернулся как-то на рассвете совсем разбитый. Открыв дверь и увидев его, я в полном изумлении сказала:

– Неужели это ты, ну наконец-то! Где был так долго? Зачем оставил одну?

Разрыдавшись, я билась головой о его грудь снова и снова.

А он обвил меня руками и сказал:

– Что с тобой? Не плачь. Ты же знаешь, я ездил по работе.

– Не оставляй меня больше и впредь никуда не уезжай.

В то утро на пороге снова лежала кроваво-красная роза. Но муж не заметил ее и, когда входил в дом, наступил на нее ногой.

Я не стала подбирать розу.

Той ночью я постелила чистенькие простыни, взбила подушки и посыпала постель лепестками цветов. А еще немного подушила.

Когда муж подошел к постели, он заметил:

– Все выглядит как в нашу первую брачную ночь.

Я жадно впилась в него губами. И невнятно проговорила:

– Дай!

– Да что с тобой, Лата? Сама знаешь, все мое принадлежит тебе.

– Я хочу больше. Больше. Дай мне себя.

По комнате разнесся неумолчный голос:

– Значит, не перешла черту? И не пошла навстречу? Умри же от холеры, умри от тифа! Я обращусь в змею и укушу твоего муженька. Тебе конец!..

Я потянула мужа в постель. Потому что была не в силах совладать с собой. Глаза мои были полны слез. Сердце горело огнем.

А голос все клял меня:

– Съешь его, съешь, съешь, съешь!..

Я закрыла глаза, крепко обняла мужа, прильнула к нему губами. И сказала про себя:

– Уймись, соблазн! Утихни, мятежное сердце! Да будет жизнь! Да родится она от нас! Да минуют ее боль и страдания!..

Над кроватью разнесся голос: