Поставив пакет на полку, она ощутила покалывание в ладонях. Мгновением позже накатила тошнота, вслед за чем потемнело периферийное зрение. Гвен с усилием сглотнула, но тошнота уже прошла, а перед глазами остался пакет с мукой в запечатанном зеленом с белым мешочке и с желтым ценником на краю. Образ был такой ясный и четкий, что, казалось, она могла бы приблизить или отодвинуть его, как в цифровой камере. Она моргнула, и картинка исчезла, сменившись видом полок в магазинчике на углу и лицом Джона, парня, работавшего в магазине с утра до вечера, потому что хозяйке – его матери – исполнилось недавно восемьдесят четыре и стоять за прилавком она больше не желала.
– Все в порядке, мисс? – с сомнением спросил Джон.
– Да, спасибо, – солгала Гвен и моргнула, потому что освещение стало вдруг слишком ярким. Она двинулась по проходу – подальше от Джона с его вопросительным взглядом. Женщина лет пятидесяти, с гладким хвостиком и темно-синей бархатной лентой, в утепленном жилете и резиновых сапожках выбирала из корзины яблоки, придирчиво изучая каждое, прежде чем положить его обратно. Заметив Гвен, она сдержанно улыбнулась. Гвен улыбнулась в ответ, но добавить дружелюбное «доброе утро» не успела – женщина прикрыла ладонью рот и громким хрипловатым шепотом, разнесшимся по пустому, тихому залу, предупредила:
– Проверяйте все, хозяин – мошенник.
– Э… – Гвен взглянула на Джона, который перекладывал что-то на стенде с сигаретами, неубедительно демонстрируя свое безразличие к происходящему вокруг.
Женщина с бархатной лентой склонила набок голову, разглядывая Гвен с видом человека, изучающего новую породу собак.
– Это ведь вы та девушка, что въехала в Эндхауз?
Гвен с готовностью подтвердила, что так оно и есть; обсуждать ассортимент магазина ей вовсе не хотелось.
– Что ж, приятно, когда есть кто-то нормальный.
– Что вы имеете в виду?
Женщина наклонилась к Гвен, но понижать голос не стала.
– Скажем так, прежняя владелица была немного… эксцентричной.
– То есть вы не обращались к моей двоюродной бабушке за помощью? – с милой улыбкой спросила Гвен.
Незнакомка тут же отстранилась.
– К вашей двоюродной бабушке?
– Да. Айрис Харпер. Она прожила в Эндхаузе пятьдесят лет, и вы, очевидно, знали ее. Похоже, ее тут знали все.
Женщина с хвостиком повертела часы на запястье.
– Боже мой, мне нужно идти. В муниципалитете время утреннего кофе. Для членов. Вы, конечно, тоже можете… – Она вернула в корзину последнее яблоко и торопливо, словно преследуемая вырвавшимися из ада демонами, покинула магазин.
Злясь на противную незнакомку и на себя саму – надо поменьше обращать внимание на то, что говорят всякие нахалки, – Гвен протянула руку к банке с томатами. Но рука проскользнула мимо ряда банок, и пальцы сомкнулись на мягком пакете. Она вытащила его – зеленый с белым. И срок использования вполне приемлемый. Вот и хорошо. Годами она противилась своему дару, а теперь он помогает делать покупки.
После короткого и довольно прохладного обмена репликами с Джоном Гвен вышла на главную улицу. И что дальше? Дел в доме, разумеется, еще хватало, и список того, что нужно вымыть, почистить, починить или выбросить, разворачивался у нее в голове, словно длиннющая змея, но воздух был свеж и ясен, и блеклое ноябрьское солнце стояло высоко в почти безоблачном небе.
Она шла наугад, куда несли ноги, и, сама того не замечая, обходила город по кругу. На одной из окраинных улиц узкий тротуар и зеленая обочина сменились ровной лужайкой со следами утреннего заморозка. За лужайкой стояла церковь.
Пройдя через крытый вход, Гвен оказалась на старинном, дремлющем в тишине и покое кладбище. В конце его обнаружился еще один проход и за ним другое кладбище, более современное и обширное. Выстроенные аккуратными рядами мраморные и каменные надгробия поблескивали на солнце отполированными поверхностями.
Уступив неясному влечению, Гвен неторопливо двинулась вдоль рядов и остановилась у могилы бабушки. Небольшое, незамысловатой формы надгробие было изготовлено из темно-серого, с вкраплениями, камня. Высеченная на нем надпись гласила:
Айрис Харпер. 1924–2010. Получаешь то, что получаешь.
Что ж, бодренько.
– Извини, я ничего не принесла. – Гвен стало вдруг стыдно за свою невнимательность. Господи, женщина подарила ей дом. Она сняла висевший на плече рюкзак и открыла его. Мука, молоко, морковка. Перебирая содержимое, она нащупала коричневый бумажный пакет, о котором совсем уже забыла. В пакете лежал баклажан. А были ли в магазине баклажаны? Взяла ли она его там? Гвен подняла овощ, фиолетовая кожица которого как будто светилась изнутри. Боже, где религиозное чувство и где баклажан. Богохульство, никак не меньше.
Читать дальше