Еще выше по склону, там, где виноградники граничат с лесом, выкрашенная побелкой стена ограждает квадратик земли. Сара замечает, что я смотрю на нее.
– Это кладбище семьи, которой принадлежит шато, – объясняет она. – Матье похоронен там.
Задняя дверь распахивается, и из нее выходит женщина, которая слишком молода, чтобы быть Элиан или Мирей. Она тепло обнимает Сару, целуя ее в обе щеки, а потом обращается ко мне:
– Здравствуй, Аби, я много о тебе слышала.
Широко улыбаясь, Сара приобнимает ее за плечи.
– Это тебе дополнительный сюрприз!
Я смотрю на женщину, озадаченно, но все-таки (как я надеюсь) вежливо улыбаясь. У нее румяные щеки и блестящие карие глаза, и волосы с проседью, которые она носит завязанными в немного непослушный пучок.
– Я очень рада познакомиться с тобой, – говорит она. – Я Бланш. Бланш Дабровски-Мартен.
Я не в силах говорить. А когда мне удается сказать хоть что-то, то у меня вылетает:
– Бланш! Ты все еще здесь!
Она смеется:
– Да. Точнее, я вернулась. Когда мы в прошлом году потеряли Матье, я решила уехать из Парижа и составить компанию Элиан. И так приятно снова быть дома.
– Парижа? – вторю я. – Но как?.. Когда?.. – В голове возникает столько вопросов, что я не могу четко их сформулировать.
Бланш берет меня за руку и ведет к белому кованому столику и стульям, стоящим рядом с задней дверью под тенистой перголой. Цветы в форме граммофончиков, оттенка яркого пламени, гроздьями свисают вокруг нас, густой полог их листьев создает над нами крышу. Пчелы опускают головки в эти алые цветы, деловито добывая из них нектар, чтобы отнести в ульи.
– Знаю, столько всего нужно спросить, столько всего объяснить. Сара рассказала, как интересно тебе было услышать историю Элиан, – улыбается Бланш. – После войны мой отец, он сражался в союзных войсках, вернулся в Париж, чтобы попытаться найти маму и меня. Невозможно было сообщить ему, что Эстер погибла и что Мартены взяли меня к себе. Но он отыскал Мирей, через ателье, где работала Эстер. Она привезла его сюда, на мельницу. Можешь себе представить, как он плакал, когда увидел меня и когда Лизетт вынула мое свидетельство о рождении из книги с растительными лекарствами, где оно было спрятано столько лет. И так мы воссоединились. Мы обосновались в Париже, но я часто навещала свою вторую семью здесь, на юго-западе. Ну, – продолжает, – вы посидите здесь, пока я готовлю кофе. Элиан скоро выйдет. Мирей пока нет, но один из ее внуков должен скоро ее привезти.
Когда Бланш хлопотливо возвращается в дом, мы слышим шум мотора и потрепанный синий пикап въезжает по дороге, останавливаясь сбоку от коттеджа. Жизнерадостного вида молодой человек выпрыгивает из кабинки, машет нам и идет к пассажирской стороне, помочь кому-то выйти.
Опираясь на его руку, к нам медленно направляется маленькая, сгорбленная пожилая женщина, и мы вскакиваем на ноги. Волосы у нее белые, как иней, но подходя ко мне, она оценивающе смотрит на меня ясными и зоркими, как у птицы, глазами.
– Бонжур, Аби. Я Мирей Тибо. – Она пожимает мою руку, и я замечаю, что ее пальцы покрыты узлами и шишками от артрита. – А это один из моих внуков, Люк. Он только что сдал на водительские права, так что его отец разрешил ему взять свою старую машину. Нас двоих в кои-то веки отпустили одних, неплохое приключеньице, а, Люк?
– Да, бабушка, – с ухмылкой соглашается он, потом поворачивается к нам, пожимает нам руки и продолжает: – И цена, которую мне приходится платить за эту привилегию, это еще и ехать за покупками. Вернусь я где-то через час.
– Не забывай ехать осторожно, как тебе сказали! – кричит Мирей ему вслед, тон у нее ласково-поддразнивающий. Несмотря на солидный возраст, у нее все то же живое выражение лица и чувство юмора, о которых я наслышана от Сары.
Бланш возвращается с подносом в руках, ставит его на столик. Красивые фарфоровые чашки и блюдца, украшенные бабочками, стоят рядом с тарелкой маленького масляного печенья.
А потом появляется она – Элиан. Я узнала бы ее где угодно. Она выше и держится прямее, чем старшая сестра. Ее седые волосы собраны в низкий пучок на затылке, а лицо – идеальный овал, его форма все еще видна под обмякшей от возраста кожей. Но больше всего меня поражают ее глаза. Она устремляет их на меня, и в них ясно-спокойное серое небо перед летним рассветом.
Я ожидаю церемонного рукопожатия, поэтому застигнута врасплох, когда она подходит и заключает меня в теплые объятия, а потом целует в обе щеки.
Читать дальше