Фиона Валпи - Девушка в красном платке [litres]

Мне стыдно, что я сопротивлялась только в самом конце. Мне понадобились годы, чтобы найти в себе силы, потому что я быстро увязла в паутине Зака. Он систематически демонтировал мою личность, а она, пожалуй, никогда и не была особенно крепкой. Мне проще было замкнуться в своей стеклянной башне, глядящей на реку; проще остаться внутри, чем выйти исследовать новый район; проще извиниться перед немногочисленными друзьями, чем терпеть еще один вечер Заковой грубости и холодности по отношению к ним, ощущая неуловимую перемену в его настроении, которая, как я знала, не сулила мне ничего хорошего по возвращении домой.

Вскоре мы стали видеться только с его друзьями. Я пыталась встречаться со своими без него, но к тому времени, как я возвращалась домой, Зак неизбежно напивался в одиночестве. А когда он был пьян, все было для меня еще хуже. Так что, как ни парадоксально, безопаснее было отказаться от друзей, которые могли бы помочь мне сбежать из моего брака, знай они, что происходит. Я так увязла в паутине Зака, что побег стал невозможным.

Я пыталась убедить себя, что моменты, когда он был любящим и заботливым, важнее, что вспышки его гнева – лишь облака, проплывающие по синему небу нашей совместной жизни. И потом, у всех пар бывают ссоры и неурядицы, да ведь? Или нет? Я не знала. Мне некого было спросить, не с кем сравнить впечатления, чтобы попытаться понять, где проходят границы у «нормальных» людей.

К тому времени я уже знала, что я не «нормальная». Зак много раз говорил мне об этом.

– Если бы я понимал, насколько ты ущербная, я бы никогда на тебе не женился, – холодно заметил он однажды, обнаружив меня свернувшуюся на кровати и молча рыдающую. – Возможно, моя мать была права.

Но с другой стороны, он преподносил мне подарки, стараясь, чтобы мне стало лучше (или чтобы успокоить собственную совесть?). Он купил мне дорогой новый телефон. Я была в восторге, когда он протянул мне его однажды за ужином. Но потом он взял телефон у меня из рук и настоял на том, чтобы настроить его за меня.

– И вот, смотри, – сказал он, перелистывая экраны и нажимая на кнопки, – можно включить вот это… – он нажал на значок с надписью «Поделиться своим местоположением», – и я смогу отследить на своем телефоне, где именно ты находишься. Так я смогу представлять, где ты и что делаешь, когда днем мы далеко друг от друга.

Наверное, я должна была быть польщена, что он хотел всегда быть близко ко мне.

Он говорил правильные слова, но почему же всегда казалось, что они значат что-то другое?

Он покупал для меня и одежду – совсем непохожую на мой обычный стиль: приталенные платья, прямые юбки, шелковые блузки. Дорогие вещи, за которые я должна была быть благодарна, но которые сковывали меня и заставляли чувствовать себя не собой, а кем-то чужим.

Я скучала по своим джинсам и липким ладошкам детей, за которыми присматривала. И вот однажды я набралась смелости и сказала, что хотела бы снова поискать работу. Не на полный день, конечно, потому что уборка квартиры (у Зака была высокая планка) и приготовление ужина отнимали большую часть дня. Но, может, хотя бы пару часов каждое утро помогать какой-нибудь измотанной матери, которой нужно на работу.

Его глаза потемнели, и я постаралась морально подготовиться к его гневу, вжимаясь в подушки дивана. Ему всегда удавалось буквально одним взглядом приковать меня к месту. Несколько секунд он смотрел на меня, и я не могла понять его выражение. Я отвела глаза, стараясь не давать его внимательному взгляду меня обездвижить, концентрируясь на мерцающих огнях города, разлившихся под одиноким, мигающим светом от самолета, который двигался по заданному курсу к своей цели. Зак положил руку мне на предплечье, и я снова дернулась.

– О, Аби, – вздохнул он. Его голос был мягким, страдающим. – Я старался дать тебе все, что ты хочешь. Большинство женщин были бы счастливы оттого, что им не нужно работать. Эта квартира – все, что у нас есть, я так старался ради этого. И так ты меня благодаришь? Желая уйти присматривать за чужими детьми? А что насчет моих потребностей? Что насчет нашего собственного ребенка?

У меня кровь застыла в жилах от этих слов. Я была бы рада иметь своего ребенка, или двух-трех, но мысль о том, как это замурует меня – и их – в его паутине, так крепко, что вырваться будет невозможно никогда, привела меня в ужас.

Зак же взял меня за руку и предложил попытаться прямо сегодня, прямо сейчас. Его выражение опять стало нежным, он беспокоился, что я попытаюсь отстраниться, что я дергаюсь в шелковой паутине, которой он меня запеленал. – Выброси свои таблетки, любимая, и приходи в спальню.