Таисия Пьянкова - Я – дочь врага народа

Утро больно яркое. В тёмных сенях с улицы сразу ничего не разглядеть. Лиза наскакивает на пустое ведро. Падает. Сумка с учебниками летит в сторону. Запертая избяная дверь обшита войлоком. Стук получается никчёмный. Лиза подхватывает ведро. Колотит им о косяк до той поры, пока дверь не выставляет перед нею знакомую, свекольного цвета, рожу. Лиза с маху лупит ведром по этой красноте. В страстях она не видит, что ведро старое, в зазубринах…

Цывик ошарашен. Но Лиза не в себе. Она повторяет удар. Цывик хватается за щеку. Рука в крови. Он успевает и нюхнуть ладонь, и отбить ею очередной удар. Накинутый на нём пиджак при этом распахивается, и перед Лизою отворяется его не застегнутый гульфик.

Содержимое, покрытое подштанниками, выпирает знакомым бугорком…

Лиза отшвыривает ведро, хватается рукою за тот курганчик так, чтобы Цывик не вырвался. Тот орёт. А Лиза пятится через сени на улицу. У Цывика от боли не хватает, знать, силы ударить девочку, и кажется, что её руку разожмёт только смерть!

Где же было старенькой Калиновне угнаться за девочкой. Она вбегает во двор тогда, когда весь театр оказывается уже на крыльце. Но и старушке требуется минуты две, чтобы осознать происходящее. Спасибо Олесихе: пособила расцепить Лизины руки…

А потом? Потом до самой ночи, от дома к дому, село взрывается хохотом. Только один таёжник Череда ничего не знает. Домой он возвращается лишь под утро.

– Не спится? – устало спрашивает он квартирантку. – Али всё болеешь? Пройдёт, успокаивает.

Череда немногословен, как все таежники. С последними словами он вешает ружьё на стенку, с ними ложится, с ними засыпает.

Тут же просыпается. От выстрела.

Алёна лежит на полу, в своей комнате. Крови почти нет. Только дырочка под левой грудью…

Лизы нет в детдоме. Лизы нет и во всём селе. И вот уже двое суток Лизу ищут в тайге – не находят.

А у Калиновны здоровенная собака, у которой не конура – особняк. Его косматая хозяйка снюхалась с Лизою ещё с осени.

Играя с собакой, девочка иной раз прячется в будке и велит себя охранять. Тогда псина ворчит на всех, кто оказывается вблизи. Равно и на Калиновну. Похоже, понарошку.

А сегодня она даже уши прижимает, даже скалится.

– Сдурела! Тя чё холера разбирает? Уж не ощенилась ли? Когда успела?

Она намеревается заглянуть в будку, но косматая пятится, закрывает задом пролаз, щетинит загорбок.

– А то! – догадывается Калиновна и скоренько несёт из дому полную миску варёной картошки да со сметаной.

Сама же затаивается в сенях – подсматривает.

Собака не кидается на угощение. Она позволяет высунуться из конуры Лизиной руке, чтобы втянуть посудину вовнутрь. Лишь когда наполовину опорожненная чашка выставляется обратно, собака подходит к ней.

– Вона! – подтверждает Калиновна свою догадку, приближается до конуры, хлопает ладонью по её покрышке, шепчет ласково: – Уже все дворы проискали – не явятся боле. Вылезай давай. Пошли в избу. А там чё ни чё придумаем.

Лиза выползает на свет помятая, зачуханная…

Неделей из Новосибирска приезжают родители сестрицы Алёнушки: однорукий солдат-отец и полуслепая от слез мать. Следующим утром гроб вызволяют из могилы, а чуть позже Калиновна сообщает Лизе:

– Лежит прям живёхонька! Кровя из-под носишка чуток выступила – родню чует. Сёдня аккурат девять дён. Поминки будут в детдому справлять. После повезут до самого Барабинску на колхозной машине. Ею Никиток управляет. Он мне родня по мужу, по Ивану. Хо-ороший парень! Я об тябе открылась Никитку. Поскольку тебя уже нихто не ищет – согласился взять с собою. Как соберутся ехать, ён подвярнет машину до нас. Ты в кабину к яму и ныряй. Если чё, плямяшкой зовись. А тут тебе – каюк! Витька угробит, как пить дать…

– Давай, милка, – говорит она, когда под окошком её дома останавливается колхозная полуторка, в кузове которой над невидимым из окна гробом сидят в тулупах Алёнины родители. – Узелок со снедью не забудь, – напоминает Калиновна.

– Ехай! – торопит она Никитка, когда Лиза прячется в его кабине. Вослед ей она творит крестное знамение и шепчет: – Господь тебя храни!

Никиток ночью доводит грузовик до Барабинска, тормозит у вокзала. Тут гроб с сестрицей Алёнушкой должен быть перегружен в товарный вагон.

Когда же Никиток спохватывается, Лиза уже стоит во дворе дома не забытого ею майора милиции – Ильи Денисовича.