Анне Боман - Агата

Марина была женой Анселя-Анри и единственным в мире человеком, которого он любил. По отношению ко всем остальным он всегда держался сверхкорректно и сдержанно, она же каким-то образом сумела пробиться сквозь его броню.

Мой пациент выпрямился, взял у меня салфетку, отер глаза и под конец громко высморкался. Затем он немного растерянно поморгал и в первый раз взглянул прямо на меня. Я ответил на его взгляд, но не мог найти, что сказать. Чего он хочет от меня? Мои руки вертелись у меня на коленях, как беспокойные животные, и я крепко обхватил левую правой и сжал ее посильнее.

– Мне очень жаль, – сказал я.

Он кивнул, не сводя с меня взгляда. Видит ли он, как нелегко мне приходится? Неужели так заметно, что я понятия не имею, что делать, как помочь?

– Общеизвестно, что когда человек переживает такое тяжелое горе, как то, что настигло вас теперь, он может регрессировать к более ранним фазам развития, – начал я и заметил, что говорю все быстрее и быстрее. – Возможно, вы заметите, что сердитесь сильнее обычного, или вы на какое-то время утратите интерес к своим обычным занятиям. Это совершенно естественно, и вам не следует волноваться по этому поводу. Это пройдет. – Я одарил его улыбкой, которая, как я надеялся, выглядела подбадривающей. – Всё проходит.

Ансель-Анри нахмурился. Я не смог выдержать его взгляда и опустил глаза на блокнот, записав в него случайно пришедшие в голову слова.

– Через три дня мою жену похоронят. Единственный человек, которого я за свою жизнь любил, умер… – его голос, невнятный от плача, сорвался. – А вы мне говорите, что это пройдет?

Во рту у меня разом пересохло, и я еле сумел оторвать язык от нёба.

– Я не это имел в виду, – выдавил я из себя. – Я искренне соболезную вашей утрате, месье. – Больше мне нечего было сказать. Я развел руками. – Позвольте предложить вам отложить наши беседы на более поздний срок, когда вы будете готовы их продолжить?

Скомканная салфетка, которую он швырнул на стол, уходя, понемногу расправлялась. Я следил глазами за ее движениями, минуты шли, а я почему-то не мог оторваться от этого зрелища. Даже когда она уже лежала на блестящей поверхности красного дерева, не шевелясь, как одинокая кувшинка, я всё сидел и смотрел на нее.

Агата III

Несколько раз глубоко втянув воздух в легкие, я поводил головой из стороны в сторону и повращал плечами, чтобы разогнать кровь. Часто у меня особенно сильно затекал левый бок, обращенный к окну.

Затем я открыл дверь.

– Добрый день, Агата, входите.

Она казалась слегка запыхавшейся; она часто приходила в самый последний момент и не успевала даже устроиться в приемной, как я уже вызывал ее. – Благодарю, доктор.

Повесив жакет на вешалку и размотав большую вязаную шаль, она улеглась на кушетку. Сегодня она пришла в сиреневом платье и черных туфельках-балетках; темные волосы распущены по плечам. Благодаря коротко остриженной челке она выглядела моложе своего возраста и, лежа на кушетке вот так, со сложенными на животе руками, напомнила мне маленькую девочку из сказки, которую я когда-то читал.

Несколько недель тому назад я попросил ее записывать все свои сны, и она без каких-либо понуканий принялась пересказывать мне последний: – Не знакомый мне мужчина хотел, чтобы я посмотрела в принесенный им бинокль. Сначала изображение было нечетким, но я покрутила бинокль, и все стало ясно видно. Там были кишки, легкие, сердце, все другие органы. Бинокль был внутри меня, понимаете.

За те часы, что мы провели с ней в кабинете, она почти не упоминала своих родных, но мое ощущение, что мы добрались до этой темы, немедленно подтвердилось.

– О чем вы думаете, когда я произношу слово “бинокль”? – спросил я.

– О своем отце.

– Почему же?

– Мой отец был слеп. У него были такие умелые руки, он ремонтировал часы, чинил разные вещи, хотя никогда не видел, как они выглядят. У него была маленькая мастерская, и люди приносили ему сломанные приборы и рассказывали ему, какие они на вид и для чего они. И вот он усаживался там со всеми своими миниатюрными весами и коробочками со всякими деталями, и, в зависимости от того, насколько сложным было устройство, за несколько дней или недель он с ним справлялся. И все потом отлично работало.

Она улыбнулась какой-то обращенной книзу улыбкой.

– Однажды ему принесла часы женщина, приехавшая из Швейцарии. Очень элегантные золотые карманные часы. Они шли 20 лет, а теперь остановились, и на их починку у него ушло пять недель. Детальки были такими крошечными, что я с трудом могла ухватить их пальцами, но у него были такие маленькие, похожие на пинцет… – Ее голос затих.