Димитр Коруджиев - Невидимый мир

— Ты женат? — спросил я его. — Или с родителями живешь?

— Женат. Мы одни живем, напротив зоопарка, — стесняясь, ответил он.

Я многозначительно промолчал и взглянул на него в зеркальце. По правде говоря, я немножко смутился: не каждый день все-таки встретишь парнишку двадцати или двадцати с небольшим лет, имеющего собственную квартиру. Момент, однако, был подходящий. И я его не упустил.

— А я вот разменял пятый десяток, а все еще с детьми толкусь в тесноте, — сказал я и добавил с горечью: — Трое у меня.

Конечно, это было вранье. Перед клиентами количество моих детей, так же как и моих разводов, то возрастает, то уменьшается. Есть вещи, которые от меня не зависят. Сейчас это было слово «три», которое само выпрыгнуло изо рта. По непонятной мне самому причине я решил, что именно это число тронет парня больше, чем любое другое. Я был вообще-то прав. Двое детей — нормально, четверо — слишком много, это прямо-таки безнадежное число. Любой скажет: «Как поможешь тому, кто сам себя закопал?» Я был уверен, что уже взвинтил цену выше пяти левов. Молодой человек должен почувствовать, что просто обязан внести свою лепту и помочь мне управиться наконец с этими тремя детьми. Если он скажет: «Берите, берите, не стесняйтесь, ведь у вас трое детей», я не удивлюсь.

Зоопарк приближался. Я понимал, что пора исправить ему настроение, ведь он теперь чувствует себя несчастным из-за того, что имеет собственную квартиру. А людей нельзя заставлять долго чувствовать себя несчастными, потому что это обычно кончается тем, что они начинают тебя ненавидеть.

— Ты где родился? — спросил я его.

— Здесь, в Софии, неподалеку от скверика с памятником русским врачам, — охотно ответил он.

— Самый аристократический квартал! — с нескрываемым восторгом воскликнул я.

Парень улыбнулся. Кто ж хмурится на похвалу? И показал мне, куда подъехать. Я очень плавно остановил машину и молниеносно распахнул для него дверцу. Он как-то нерешительно вышел. Вылезая из машины, он нагнулся, рубашка на нем натянулась, и я увидел, какие угловатые у него плечи. Люди с таким телосложением обычно не верят в свои силы. Я тут же выскочил из кабины.

— Пойду помогу тебе, — сказал я.

— Зачем… спасибо… — мямлил паренек, но я видел, что он обрадовался. Ему было совестно: он не знал, входит ли в обязанности шофера носить вещи. Я понял, что заработал по крайней мере еще два лева. Но слишком уж легко это получилось, поэтому настроение у меня испортилось. Ведь ничего не пришлось делать, хватило обыкновенной наблюдательности, на которую даже Стайко способен.

Парень жил на первом этаже. Я взвалил матрас на плечи и, перед тем как выйти, окинул взглядом его однокомнатную квартиру. Этот взгляд был так хорошо рассчитан по продолжительности, силе и глубине, что я сам восхитился. Он совершенно ясно говорил о том, что меня квартиры интересуют только как шофера, случайно оказавшего услугу, но что мне все ж любопытно посмотреть, в какой обстановке живет клиент, который успел произвести на меня приятное впечатление своей внешностью и поведением…

Русский памятник приближался. Парень указал мне на улицу, начинавшуюся от площади.

— Тот дом… желтый…

Наступало время одного из моих лучших номеров. Это такая была великолепная штука, что, когда про нее рассказываешь, все говорят: «Ну, ты царь».

Резко сворачиваю. Оказалось, парень разбирается в знаках, потому что он вдруг повернулся и сказал с испугом:

— Мы здесь не проедем.

— Не бойся, — ответил я, и лицо у меня стало строгое, решительное. — Иначе нам придется встать на другой стороне, а я привык подвозить клиентов прямо к дверям.

К несчастью, в этот момент милиционер расправлялся с каким-то водителем. Он просунул голову в окно его колымаги и поэтому вокруг ничего не видел. Я мог бы незаметно проскользнуть, но молил бога, чтобы он увидел мое нарушение. Я слегка притормозил, обругал машину, и только тогда милиционер наконец обернулся.

— Эх, чтоб ему провалиться! — злобно сказал я. — Мы же почти проскочили.

— Знака не видишь? — спросил милиционер.

— Вижу, товарищ старшина, но я привез вещи этого парня — пружинный матрас и тюфячок. Вот, собственно, и все. Но их надо разгрузить возле его дома. Эх, работаешь, стараешься, а тебя все ругают.

— Документы давай, — сказал милиционер.

Парень молчал и испуганно глядел на милиционера. Он очень боялся, как бы я не пострадал из-за его несчастного матраса. Я нарочно медлил с документами. Я тянул время, которое с каждой секундой этой неприятной сцены становилось все более ценным. Ведь все это мне приходится переносить из-за него. И его долг мне соответственно увеличивался. Ну а милиционера я сразу оценил. Я сразу понял, что он на эту ситуацию посмотрит по-человечески.