И только когда, после долгих стараний, так и не нашел в квартире никаких следов пребывания тут Магды, догадался, что все это было сновидением, кошмаром, порожденным ужасным запахом.
Когда отдавал ключи маклеру, посоветовал ему найти для этой квартиры жильца-некрофила.
Прихожу на работу, в институт, почему-то поздно, около одиннадцати утра. В большой светлой комнате — лаборатории — только три человека. Мой шеф и две сотрудницы. Остальные уже сделали ноги. Все трое — неестественно веселы. Как будто под шафе. Глазки масляные. Носы розовые. Губы подрагивают.
Шеф говорит мне: Хорошо, что пришел, ты и подежуришь перед праздником… а мы пойдем домой, нас дети ждут. Салат надо приготовить и селедочку под шубой. В шесть вечера сдай ключи на вахте.
И все трое, болтая и смеясь, покидают лабораторию. Я даже не успеваю крикнуть: Что я должен тут делать до шести?
Впрочем, кому до этого когда-либо было дело?
Обескураженный, я остаюсь… сажусь за стол и безуспешно пытаюсь вспомнить… чем же мы тут занимаемся… Не может такого быть, чтобы пятнадцать человек годами сидели бы тут по восемь часов в сутки и ничего не делали.
Смутно вспоминаются уравнения Лагранжа… Что у них там справа? Ах да, трение… Интегральные многообразия… бифуркационные точки… Экспериментальная установка, в которой вертелись подвешенные на проволоке странные предметы с полостями, наполненными цветными жидкостями. Чай она варить не умела. Но палец оторвать — запросто.
Да, да, и еще… уличные фонари в желтом тумане… вечная слякоть… тени от прохожих, более плотные, чем они сами… разбираловки по понедельникам… троллейбусы, едущие по ледяному насту, как по Дороге жизни… азиатское равнодушие… хамство… прямоугольное безумие вагонов метро и адский визг тормозов… духота… серые виски и отвислая кожа под глазами у машинистов… измученные лица пассажиров…
А сейчас… в лаборатории нет никаких установок… только одинаковые письменные столы, стулья… и ничего больше… Даже меловой доски нет. Видимо, все продали в девяностые.
Два портрета на стене… лица смыты…
Через четыре огромных окна… в помещение вливается как пенистое молоко, солнечный свет… Режет глаза.
На улице — поезд едет, везет жратву, железо и стройматериалы в подземный город, в кротовую советскую нору.
Сижу… и глажу полированную поверхность стола рукой. Как ветер — Балтийское море. Кто же все-таки изображен на этих портретах?
Встаю и несколько раз обхожу лабораторию. Мне все еще кажется, что я что-то тут смогу найти. Ищу, ищу, как археолог в Долине царей. Открываю ящики письменных столов. В них нет отчетов с фотографиями, логарифмических линеек, таблиц, нет даже писчей бумаги, ручек или карандашей. Все ящики заполнены почетными грамотами.
Пытаюсь прочесть — кому и за что выданы грамоты. Фамилии стерлись, шрифт неразборчив, только красные знамена и лысый череп мертвеца…
Выхожу в коридор. Делаю несколько шагов.
И… все путается… становится неясным, чужим… Теряю ориентацию.
Откуда-то доносится странная музыка. Кото и сямисэн.
От такой музыки птицы машут крыльями, но взлететь не могут.
Мимо меня пробегают две японки в кимоно. Мелкими шажочками…
Как голубые попугайчики…
Коридор полон людей и кроликов.
Худые носатые мужчины, лет сорока пяти, с одинаковыми папками под мышками, быстро идут куда-то. На их лицах — подобострастие и предвкушение…
Это клерки из фильма «Бразилия» Гиллиама.
Кролики стоят на задних лапах вдоль стен и с ужасом смотрят в потолок.
В толпе есть и прекрасные дамы. Они ходят кругами. Курят сигареты и шепчутся. Делают страшные глаза.
— Ну я же говорила! Говорила! Говорила тысячу раз! А она! А он!
В свободное от сплетен время дамы считают кроликов.
— Один, три, девять, двадцать семь…
Где-то там. в глубине здания, в главном кабинете, сидит паук. Он посылает приказы и выговоры. И все пляшут под его дудку.
Скажет: Пляшите Камаринскую!
Они — руки в боки и давай плясать! Выкаблучивать!
Скажет: По домам!
Все бросят свои папки и умчатся домой. Салаты делать и бульон варить. Пз кроличьего мяса.
Он может все! Даже жилплощадь может достать. Но только для себя. Эгоцентрик.
Заместитель паука — мой старый знакомый. Вместе кислые щи ели и пуговицы делали.
Надо бы к нему обратиться. Он-то знает, он подскажет… укажет…
Если мой шеф покинул Лабораторию ради селедки под шубой, то я должен получить задание от кого-то другого. Младшие всегда получают задание от начальства. Они не могут бездельничать. У бездельников вырастают огромные розовые уши.
Читать дальше