Ночью она спала.
Но по ночам — на обитаемой крыше соседнего дома темпераментные студенты из Латинской Америки устраивали нелегальные танцы… обычно до восхода Солнца. Музыка играла очень громко, спать было невозможно…
Я чувствовал себя так, как будто я нахожусь в фокусе гигантской акустической линзы. Потихоньку сходил с ума и бесился.
Хладнокровно вызывал полицию… лукавые латиносы однако быстро нашли противоядие. Один из них всегда стоял на стрёме — и как только замечал подъезжающую полицейскую машину, звонил по мобильному телефону своим друзьям, которые тут же выключали свои мощные динамики… и прятались. как мыши от змеи. В нашем огромном дворе воцарялась блаженная тишина.
Длилась она обычно около пяти минут. Когда полиция уезжала. динамики включали еще громче, чем до ее появления… видимо молодежь желала отомстить жалобщикам, показать им, кто настоящий хозяин нового мира… ночи и тишины…
Любопытно, звонил в полицию только я, мои соседи по дому полицию не тревожили. Немцы — народ терпеливый, спокойный. А я — нервный.
После десятого моего звонка — полицейские приезжать перестали, а мне пригрозили завести на меня дело… за ложные сообщения о шуме. Мои рассказы о нехитром трюке латиносов берлинскую полицию не убеждали… возможно потому, что по моему акценту они сразу и безошибочно узнавали во мне бывшего жителя СССР, а таковых немецкая полиция не только не жалует, но и ставит в своей неписанной иерархии куда ниже латиноамериканцев. Может быть и заслуженно. Короче, пришлось мне мою чудесную квартиру оставить и переехать в тихий и мещанский восточно-берлинский Кёпеник. Да-да. туда где так много прекрасных озер и где когда-то произошла милая история со знаменитым «Капитаном».
Ночное происшествие, о котором я хочу рассказать, произошло как раз в то время, когда я, измученный вынужденной бессонпцей. подыскивал себе новую, по возможности тихую, жилплощадь в Берлине.
Нашел вроде бы подходящую квартиру на сайте одной берлинской фирмы по продаже недвижимости. На Кауерштрассе. Жил такой господин, Кауер, мечтавший воспитывать немецких подростков времен Пушкина в национально-патриотическом духе.
Фирма обращалась к потенциальным покупателям так: «Если вы не хотите сразу покупать нашу квартиру, то арендуйте ее на три года. Даем гарантию, у нас вам очень понравится».
Позвонил по указанному в объявлении телефону. И на следующий день встретился с маклером, который, как я предполагал, поедет со мной в Шарлоттенбург и покажет мне двухкомнатную квартиру на четвертом этаже в доме на Кауерштрассе. Маклер, молодой человек, одетый не без претензии на роскошь (остроносые ботинки, длинное темное пальто, белый шарф), оглядел меня критически с ног до головы… особенно долго осматривал мою, тогда еще не сбритую рыжую бороду, и заявил, почему-то усмехаясь, что полностью мне доверяет… Вручил два ключа (от подъезда и от квартиры) и добавил, что я могу сам туда съездить, когда захочу, но через четыре дня он хотел бы или получить ключи назад, пли подписать со мной договор об аренде квартиры на три года. О задатке он почему-то и не заговаривал.
Меня это устраивало… потому что я, наученный горьким опытом, хотел бы проверить, тихо ли там, на новом месте… поздним вечером и ночью. Сделать это можно было только «явочным порядком».
Я поблагодарил белый шарф за доверие, взял ключи и поехал домой.
А вечером, прихватив с собой надувной матрас, белье, одеяло и термос с кофе, пошел пешком на эту самую улицу, Кауер-штрассе. благо идти было от меня всего-то двадцать минут. Хотел переночевать в новой квартире и утром решить, подходит ли она мне.
Пришел.
Нашел искомый шестиэтажный дом, номер уже не помню. Крысино-серое здание. Жутковатое. Единственное неотремонтированное на этой улице. Честное слово, новенькая, облицованная голубоватым кафелем, блочная девятиэтажка в московском Ясенево, в которой я получил в 1978-м году свою первую квартиру, показалась бы рядом с этим мрачным архитектурным уродом — виллой в Голливуде. Говорил мне один старый знакомый, проживший в Западной Европе лет тридцать: Великим счастьем для тебя будет, если ты на Западе сможешь сохранить уровень твоей московской жизни. Гляди, пропадешь… утонешь как глупая лошадь в болоте. Тут ты все еще король, а там будешь парией.
Вошел в подъезд.
Ну и амбре!
Воняло там… сильно воняло… но не кошачьими и человеческими мочой и экскрементами, как воняют подъезды на моей оставленной родине, а давно не стиранным бельем и протухшей пищей.
Читать дальше