Игорь Шестков - Приложение к собранию рассказов в двух томах. Том 3. Пациент 35

Дождь ледяной лил дни напролет. Пару раз и снежком присыпало Святую землю. Я прятался от непогоды в храме. Бродил по нему, не торопясь, как привидение. Пытался себе представить, что вот тут — лежал мертвый Спаситель, тут с ним говорила Мария Магдалина, тут храпели грубияны-стражники, а тут — римские легионеры играли в кости, делили его рубаху.

В храме Гроба хранятся и толстая короткая колонна, на которой Спаситель сидел, когда ему надевали терновый венец, и обрубок другой колонны, к которой его привязали для бичевания. Терновый венец, кажется, тоже долго хранился в храме Гроба. И молоко Богородицы есть в ассортименте и много чего еще…

Десятки тысяч паломников своими молитвами и слезами превратили мертвый хлам в реликвии. Вдули в вещи, камни, картины, в само пространство новое содержание-дух, создали новую намоленную материю.

Чуда и высшей жизни во всем этом нет, но есть боль. вера, терпение и торжество ожидания второго пришествия Спасителя. Правды и справедливости. Суда и расправы над деспотами и насильниками. И блаженства для добрых.

Но Спаситель вечно опаздывает. Его небесный поезд задерживается. Подождите, господа, еще десяток эонов…

Чтобы уменьшить боль — на камни ставят зажженные свечи.

Как иголки в иглоукалывании.

Для фотографа отсутствие людей — благодать божья.

Люди отвлекают. Молятся, шепчут, толкаются. Монахи и попы различных конфессий устраивают в храме потасовки. Не могут поделить ризу.

Я щелкал и щелкал себе в тишине…

По крышам храма барабанил дождь, вода, казалось, была готова затопить ненавидимый прокуратором город. Снимал и против воли пропитывался потихоньку — как ромовая баба ромом — молитвами сотен поколений паломников, солью их пота и их слез, въевшейся в мраморы и порфиры.

До того, как воинственный Константин построил тут церковь. на месте Гроба Господня стоял храм Венеры, на алтаре которого приносились отвратительные христианам жертвы, где-то рядом с крохотной Голгофой (не гора это, даже не скала, а маленькая приподнятость скальной породы, возвышающаяся над местностью на несколько метров) стояла массивная статуя Юпитера.

Что заставило деспота, казнившего собственного сына и заморившего жену в бане, поверить в басни распятого еврея?

Срыть родное ему античное великолепие, копаться в земле и гравии, в поисках каменной норы, в которой за три столетня до него кто-то будто бы похоронил сына плотника, проповедника и бесогона, накормившего тремя рыбами триста человек? Который к тому же был распят, но воскрес и из погребальной пещеры то ли сам ушел, то ли улетел как вертолет прямо в небо. Потом — как Наполеон — на короткое время вернулся, побеседовал с учениками, позволил апостолу Фоме потрогать свои розовые внутренности и отчалил навсегда в Царствие Небесное. Прямо с горки взлетел, тут, недалеко, за кладбищем. Там и след ноги на камне сохранился.

Неужто Константин действительно во всю эту чушь поверил из-за снов, видений, увещеваний мамаши или дурацких знамений на небесах?

Что заставило римского императора построить на месте старой каменоломни храм-колосс (современный храм раза в четыре меньше константннового), щедро украшенный золотом и драгоценными камнями в честь человека, у которого золота никогда не было? Бедняка, который принципиально отвергал не только деньги, но и храмы…

Что вообще заставляет нас — каждого, по мере своих сил и возможностей — совершать безумные поступки? Жажда власти? Страх смерти?

Хорошо, что ужасное творение Константина до нас не дошло.

Все. что его зодчий Макарий Иерусалимский после разрушения храма Венеры и статуи Юпитера имел — это пологий склон небольшого холма, груды щебня, скалы, чахлый садик. Несколько старых еврейских пещерок-гробниц — возможно с костями, неизвестно кому принадлежащими.

С момента распятия до начала строительства храма прошло триста лет. Макарий не откопал — как археолог — артефакты, а хорошо поработал с тем, что имел под рукой. Инсценировал завершающие события и сцены Страстей Христовых. Назначил какую-то пещерку — а таких в Иерусалиме и в окрестностях сотни если не тысячи — гробницей Христа. Срыл холм, так что и пещерки никакой не осталось, построил не ее месте — первую Кувуклпю. Рядышком вырубил в скалах возвышение — Голгофу. Пробил в нем сверху дырку и воткнул в нее золотой крест. Чем не реликвия? Настоящий Животворящий крест тем временем тоже как-то странно быстро нашелся. Явился и камень Помазания. И все прочее. Не лишне напомнить, что Константин был сказочно богат и денег на этот свой проект не жалел.