Игорь Шестков - Сад наслаждений

Митя (волнуясь). Не хочу в Париж. Там магистры… Они клизмы ставят… Пусть лучше построят в палате, желтенький домик… Я буду в нем служить. Гномиком.

Xимкин. Построят, Митяй, надейся и жди… И гномиком служить будешь… До подполковника дослужишься.

Бумернагов. От Антареса отходит туманность Темная трубка… Как катетер от желудка…

Xимкин. Катетер? Проходили. Хватит. Хрен с ней, с наукой. Париж, Марс, Антарес это мелко. Не по-нашему. Скажи мне лучше, ученая голова — есть ли жизнь после смерти? Ждать чего или нет. Типа — загнулся и все, пиздец полный и окончательный?

Б у м е р н а г о в. Вы Химкин, представьте себе… Дохлого петуха… Видели наверно на базаре. Оживет он? Нет. Его ощиплют и в суп. С лучком… И все дела. И с человеком также. Раньше мертвецов ели. А теперь сжигают. Или в землю. Вон, справа за главным корпусом, труба. Знаете, что это за сизоватый дымок над ней вьется?

Митя (неожиданно). Там домик. Там санитары людей жгут. А рядом газон. Там живут божьи коровки.

Химкин. Коровки… Я почему спросил… Со мной вот что случилось. У меня от первой жены дочка. Жалею я ее. Поступала в историко-архивный в Москве. Не прошла по конкурсу. Библиотекаршей устроилась в Новых домах. Живет тут недалеко. Муж ее руки распускал. Приехал я один раз к ним. Проведать. И не узнал свою дочурку. Прикрылась платком и плачет. Все лицо он ей разбил, гад. У меня в животе засосало, а затем рвануло что-то в башке. Светом все залило перед глазами как при сварке. Схватил я полено, в садик выбежал, а он там на коленях стоит, свинью кормит. Я ему поленом по затылку… Хрястъ!!! Что было силы в руках. Он упал сразу. Застыл. А потом кровянка показалась. Как красная слюда. Дочь в голос, а я сел на землю. Сижу как глухой, ничего не слышу… А свинья из загона вышла и давай кровь лакать. На суде меня невменяемым признали. Принудиловка. Отлежал я свои три года. Но до сих пор — как что не так, все перед глазами электричеством заливает, и из жизни меня выносит, как машину на повороте — в обрыв, в пропасть лечу. А там меня мертвый зять ждет… И свинья рядом хрюкает… А ту свинью уже пять лет как съели. Ты говоришь — петух. Откуда он, черт, вылез? Его сожгли и похоронили. А он — вишь, в голове у меня поселился…

Бумернагов. Да… Я думал, вы тут косите от чего. А вас и вправду лечить надо… Лианозов, а что вы тут потеряли?

Лианозов. Яот Химкина не далеко уехал. Жил всю жизнь как лопух. Сам посуди — поступил я в политех. Хотел ракеты конструировать. Поступил, а с него бронь и сняли. Год учился, а потом в армию забрили. В Афганистан. Нет, я не воевал, я шоферил. Начальника возил. А он только туда, где не стреляли, ездил. Чтобы он свою толстую жопу под пули подставил? Да ни за что. Он только свои делишки обделывал. Козел. В армии я был полтора года. Демобилизовался. Пошел дальше в институт учиться. А башка не варит. Бывало, учебник откроешь. Глазами по строчкам — зырк-зырк, а в голову ничего не лезет. Непонятки. Так я и не кончил. Ушел с четвертого курса. Зато жена осталась. Стала инженером. Не по ракетам — по сельхозмашинам. Только работать не хочет. Все красится. И пьет. А я так и работаю шофером. И частным извозом подкалымливаю. Недавно вот тридцать два стукнуло. Вершина позади… Вниз поехало. И весь путь открылся. Раньше были вроде горы, холмы… А теперь… Овраги. Дальше степь. В степи раскрытая могила. В ней черный гроб… Я думал, думал, а потом решил, все темные вещи в окошко… Полегчало. Я ведь даже читать не могу. В каждой буковке, в каждой палочке черная гадина сидит… Со страницы прямо в глаз прыгнуть хочет. Чтобы мозги высосать… Ну я и книги тоже все… Тут жена из отпуска вернулась. А в квартире ни телевизора, ни стульев, ни книг… Она давай визжать и в скорую названивать. Диагноз мне поставили — прогрессирующее слабоумие. А инвалидность не дали.

Xимкин. Сто раз говорил, зря ты так, Лианоз. Вещички, они, завсегда пригодятся…

Разговор прерывает резкий, назойливый, как будто школьный, звонок. Все вздрагивают в ужасе, прячутся под одеяла как дети.

Митя (укрывается одеялом, пыхтит, бормочет про себя). В желтом домике магистров нет. Там вата. И хомячки…

В палату входят медсестра с металлическим шприцем в руках. Шприц блестит как кинжал.

Сестра. Инъекции!

Гремит гром. По сцене бегают оранжевые и голубые огни. Сумерки. На темном небе висит огромная оранжевая звезда Антарес, в стороне от нее — маленькая голубая. Небо напоминает рисунки подростков на космические темы. Внизу — длинное, сюрреалистическое пространство между двух, уходящих в бесконечность «китайских стен». Впереди лежит Химкин. Недалеко от него Лианозов. В глубине сцены стоит Ан-тар. Раскат грома.