Робер Мерль - За стеклом

Она посмотрела на него. Никакой ловушки не было. Он просто думал перед нею вслух, не заботясь о том, прав он или ошибается. Она почувствовала себя выбитой из седла. Ей хотелось сказать, что патернализм, даже если он результат подлинного чувства, все равно отвратителен, поскольку проф является орудием подавления, состоящим на жалованье у буржуазии, но она понимала, что Фременкур улыбнется и ответит: «Вот вы, например, или я».

– В сущности, – сказал он, – в те три категории, которые мы сейчас установили (она отметила это ловкое «мы»), укладывается большинство человеческих отношений. А не только отношение профа к студенту. – Он улыбнулся. – Итак, я, гнусный бонза, стою по отношению к вам, бедной маленькой ассистентке, на патерналистских позициях?

– Я бы вам этого не позволила! – сказала Колетт.

– И были бы правы, – сказал Фременкур, – потому что в данном случае отцовское покровительство быстро выродилось бы в кровосмешение.

Он засмеялся и залпом опустошил свой стаканчик. Прекрасно. Идеологическое наступление отбито. Я доволен, однако, что показал ей, как все это непросто. Эти ребята, с их готовыми лозунгами, в конце концов порождают в тебе какой-то комплекс вины. Если у тебя со студентами нет никаких отношений, ты – бездушный робот, а если есть, – ты патерналист.

Вошел ассистент, толкнувший в клубе Рансе, тощий, весь в черном. Вид у него был озабоченный, угнетенный, он бросил сдержанный взгляд в сторону Фременкура и Колетт, более настойчивый – на слонявшегося из угла в угол рыжего студента. Казалось даже, что он сейчас к нему обратится, но поскольку тот по-прежнему глядел себе под ноги, ассистент, видимо, передумал, взял стаканчик из автомата и обосновался за дальним столиком, повернувшись к ним спиной.

– Господин Дельмон, – вырвалось у Фременкура (он был счастлив, что вспомнил имя), – идите к нам.

Дельмон поднял голову, отчужденно посмотрел на Фременкура, Фременкур ему улыбнулся. Ну разумеется. Не принято, чтобы профессор заговаривал с ассистентом другого отделения. Это сразу же возбуждает недоверие, подозрительность – «чего он от меня хочет, этот тип?»

– С удовольствием, господин профессор, – сказал наконец Дельмон, перенося свой стаканчик, и ставя его рядом со стаканчиком Колетт.

– Господин Дельмон, госпожа Граф, – сказал Фременкур. – И, пожалуйста, не называйте меня господин профессор, я давно уже пережил свою ночь на 4-ое августа. Я отрекся от титулов и феодальных привилегий.

– Господин Фременкур, – сказала Колетт, – тайный патерналист.

– А, вы решили взять реванш! – сказал Фременкур смеясь.

Дельмон погрузил свой длинный и острый нос в картонный стаканчик. Возбуждение, которое он испытывал после инцидента в клубе, уже угасло, и его сердце сжималось от дурных предчувствий и страха.

– Вы знакомы с этим парнем? – спросил у него вполголоса Фременкур, кивая на рыжего студента.

Колетт повернула голову и свела брови. Вытянутое пятно, увенчанное красным. Ну и идиотка, надо же мне было забыть линзы. Очки у нее были с собой в машине, но из осторожности она взяла за правило никогда не вынимать их из ящика для перчаток.

– Да, – сказал Дельмон, поднимая голову. – У него с начала учебного года что-то не ладится, И, по-моему, дела идут все хуже и хуже.

Потом он спросил:

– Простите, откуда вы знаете мое имя?

– Проще простого. После вашего ухода из клуба. Рансе вылил на вас ушат помоев.

– А, – сказал Дельмон.

Коллет посмотрела на него, потом на Фременкура, потом опять на Дельмона. Тот был бледен. Сделав над собой усилие, он сказал:

– Мне очень неловко, но не могу ли я узнать у вас, что именно он говорил?

Фременкур посмотрел на него в сомнении:

– In extenso? [52]

– О нет, – сказал Дельмон, – с меня хватит резюме.

– Ну так вот, он вас, можно сказать, пригрел у себя на груди, а вы воспользовались этим, чтобы его ужалить.

– Ужалить-то я его действительно ужалил, – сказал Дельмон, – но, с другой стороны, грудь его была не слишком уж горяча.

Колетт Граф улыбнулась, а Фременкур расхохотался.

– Великолепно! – пробормотал он между двумя раскатами хохота. – Отлично, это я запомню.

Собственная острота и прием, который она встретила, несколько успокоили Дельмона.

– Этот парень уходит, – сказал Фременкур, – вы хотели с ним поговорить?

Дельмон покачал головой.

– Нет, нет, к сожалению, это бесполезно.

– Вы обратили внимание, Колетт, – сказал Фременкур, – этот бедняга похож на медведя в клетке, он так же упорно поматывает головой на поворотах.