Робер Мерль - За стеклом

– Опять вы! – сказал он.

Она вскинула голову, чтобы ответить, но подождала, пока он подойдет ближе.

– Я могла бы сказать вам то же самое, – произнесла она, узнав его. Он отметил, что вид у нее угрюмый и раздраженный.

– Этот Фак, – сказала она, – настоящая липучка. Приходишь в двенадцать, чтобы прочесть одну лекцию, а освобождаешься в восемь вечера.

Спускаясь по ступеням корпуса Д, она чуть не упала и вцепилась в Фременкура. Он поддержал ее.

– Благодарю.

Он сказал:

– Вы опять забыли свои линзы?

– Почему «опять»?

– Вы их уже забывали в прошлый четверг.

– У вас хорошая память, – сухо сказала она.

Они шагали бок о бок, молча, к стоянке машин для преподавателей. Моросило, поддувал холодный ветерок, освещение было паршивое. Колетт держалась вплотную к нему, должно быть боялась упасть.

– Странно, – сказал Фременкур, – я только что заходил в большую аудиторию корпуса А за перчатками, я их забыл там, и этот пустой амфитеатр нагнал на меня жуткую хандру. Как вы это объясните?

– Стареете.

– Вы просто очаровательны.

Она почувствовала, что краснеет.

– Я хотела вас поддразнить. На самом деле, когда говоришь с вами, о вашем возрасте попросту забываешь.

– Вы о нем забываете, но зато напоминаете мне.

– Напомнили же вы мне о моей близорукости.

– Ах, вот в чем дело!

Он сказал, помолчав:

– Отвезти вас?

– Нет, благодарю, у меня машина.

– Как же вы поведете без линз?

– У меня в ящике для перчаток всегда лежат очки. Но вы, – продолжала она, – можете помочь мне найти мою машину. Не знаю, в какой ряд я ее втиснула.

– Какая она?

– Фиат-850.

– Синяя?

– Да.

– Вот она, у вас под носом. Дайте ключи, я открою.

Сев за руль, она пошарила в ящике для перчаток, вынула очки и надела их. Лицо ее тотчас стало приветливым. Она опустила стекло, улыбнулась Фременкуру и протянула ему руку.

– До свидания, – сказала она. – Благодарю. И не нужно психоаналитических объяснений.

– Чего?

– Того, что я вечно забываю свои линзы.

– Я поищу другие объяснения, – сказал Фременкур. – В качестве первой гипотезы: отвращение к Нантеру? Отвращение к своей профессии? Отвращение к гошистам?

– Да я сама из гошистов, – живо откликнулась Колетт. – Зато вы выдали свои подлинные чувства.

– Товарищ, – сказал Фременкур, – объективный пособник реакции вас приветствует.

Выпрямившись на ступеньках во весь свой рост, Божё раскинул руки, преграждая путь волне студентов, которые ринулись вверх по лестнице. Разумеется, остановить их он не рассчитывал. У него была одна цель: продемонстрировать своим сопротивлением недопустимый характер этой затеи. Это был чисто символический жест – так таможенники на границе противятся несколько минут армии вторжения, прежде чем она сметет их своей превосходящей численностью. Решительно, символы играли важную роль во всей этой истории.

Безразличие студентов к его особе снова поразило Божё. Они толкали его, просто не замечая. Они стремились вперед и, молча, не глядя, сметали со своего пути некое материальное препятствие. Они шли вперед – вот и все. Божё пошатнулся под их напором, ухватился правой рукой за перила, удержался на месте. Так. Долг чести выполнен. Когда скрылся последний студент, Божё направился в свой кабинет на втором этаже башни и вызвал по прямому телефону квартиру декана.

Трубку взяла госпожа Граппен. Ее спокойный, мелодичный голос донесся, казалось, из другого мира. К сожалению, муж в гостях, она не смогла пойти с ним, потому что плохо себя чувствует, а в чем дело? Если это действительно очень важно, она поищет телефон друзей, у которых ужинает муж. Божё понял, что должен дать ей некоторые разъяснения. Госпожа Граппен была высокая, элегантная, безупречно красивая женщина. В своих собственных глазах она была не просто супругой декана, отодвинутой в качестве таковой в будни частной жизни: на ней лежала важная общественная задача. Как жена офицера, получившего генеральский чин, становится генеральшей и начинает царствовать в гарнизоне, так и госпожа Граппен хотела бы, в качестве деканши, вести твердой рукой по стезе добродетели любезное стадо профессоров и профессорских супруг.

– Мой муж, – сказала, наконец, госпожа Граппен, – ужинает у Пьера Лорана [58].

Номер Пьера Лорана был Божё известен.

– Тысяча благодарностей, дорогая госпожа Граппен, – он рассыпался в любезностях. Несмотря на нервозность обстановки, Божё не упустил ни одной из формул вежливости. Он был человеком педантичным и никогда не обрывал фразы на полуслове.