Джон Кутзее - Смерть Иисуса

– И кто же ты есть по-твоему?

– Я тот, кто я есть!

– Ты тот, кто ты есть, пока мальчик постарше не забирает у тебя велосипед. И тогда ты просто беззащитный десятилетка. Я никогда не говорил, что дети из приюта плохие. Нет такого понятия, как плохой ребенок. Дети все равны – более-менее. Во всем, кроме возраста. Десятилетний мальчик не равен шестнадцатилетнему из приюта, где правила настолько вольные, что дети невозбранно курят и пьют.

– Невозбранно – это как?

– Им никто не запрещает. Им не запрещает доктор Хулио.

– Ты ненавидишь доктора Хулио.

– Я не ненавижу доктора Хулио, однако он мне и не нравится. Мне он кажется высокомерным и чванным. И я не считаю его хорошим просветителем. По-моему, у него есть свои причины, почему он хочет втянуть тебя к себе в приют, – причины, которые тебе не видны, потому что у тебя в этом мире слишком мало опыта.

– Тебе не нравился Дмитрий, и ты не любишь доктора Хулио! Тебе не нравится никто, у кого большое сердце!

Дмитрий! Он думал, что мальчик забыл Дмитрия, это чудовище, – Дмитрий задушил сеньору Арройо, был объявлен сумасшедшим и с тех пор сидит под замком.

– Не было у Дмитрия большого сердца, Давид, – нисколько. Дмитрий был насквозь скверный человек с чернейшим сердцем. Что же касается доктора Хулио, то для меня совершеннейшая загадка, по какой причине ты к нему тянешься.

– У меня нет причин, и я не тянусь к доктору Хулио. У меня ни для чего нет причин. Это ты человек с причинами.

Он встает из-за стола. Ох уж до чего нередко происходит у них этот спор – у них с мальчиком. Его, Симона, воротит от этого.

– Мы с твоей матерью решили, что ты больше не будешь посещать приют доктора Фабриканте. Вот тебе и весь сказ.

Когда Инес возвращается домой, он отчитывается перед ней.

– Я побеседовал с Давидом. Он говорит, что был со старшими детьми и курили как раз дети. Сам он не курил. Я ему верю. Но сказал ему, что больше никаких посещений приюта.

Инес рассеянно качает головой.

– Ему надо было с самого начала идти в нормальную школу. Тогда никаких дел с приютом и не возникло бы.

Нормальная школа, в которую надо было отдать Давида: еще один спор, в котором он, Симон, участвовал столько раз, что сбился со счета. Они с Инес пятый год вместе – достаточно долго, уже успеешь надоесть друг дружке. Будь у него выбор, Инес не стала бы его женщиной, и сам он – не из тех, кого бы выбрала Инес, если б интересовалась мужчинами. Но она в некотором смысле мальчику мать, в таком же некотором смысле он мальчику отец, а значит, они с Инес в некотором смысле не могут расстаться.

Мальчик же юн и непоседлив. Немудрено, что в обыденности квартала ему неймется, вряд ли удивительно, что он готов покинуть дом, покинуть родителей и погрузиться с головой в экзотическую новую жизнь сироты.

Как им с Инес вести себя: запретить всякие связи с приютом или отпустить мальчика на все четыре стороны – пусть вылетает из гнезда, ищет приключений – в надежде, что он рано или поздно вернется разочарованный? Он, Симон, склонен ко второму варианту, но удастся ли уговорить Инес отпустить сына?

Его будит настойчивый стук в дверь. Время половина седьмого, солнце еще не встало.

Это мужчина в синем комбинезоне, водитель из приюта.

– Доброе утро, я приехал забрать паренька.

– Давида? Вы приехали забрать Давида?

С лестницы доносится грохот, и появляется сам Давид, за спиной рюкзак, волочет за собой здоровенную сумку Инес, с которой она ходит за продуктами.

– Что происходит? – спрашивает он, Симон.

– Я уезжаю в приют.

Появляется Инес в ночной сорочке, волосы растрепаны.

– Зачем здесь этот человек? – спрашивает она.

– Я уезжаю в приют, – повторяет мальчик.

– Ничего подобного!

Она пытается отнять у него сумку, он тянет на себя.

– Отстань от меня, не трогай меня! – кричит он. – Ты мне не мать!

Он, Симон, обращается к водителю:

– Вам лучше уехать. Тут какое-то недоразумение. Давид в приют не поедет.

– Поеду! – орет мальчик. – Ты мне не отец! Ты не можешь мне приказывать!

– Уезжайте! – повторяет он, Симон, водителю. – Мы разберемся с этим сами.

Водитель пожимает плечами и уходит.

– А теперь пойдем наверх и спокойно все обсудим, – говорит он, Симон.

Мальчик с каменным лицом отдает сумку. Они втроем поднимаются по лестнице в квартиру Инес, где мальчик удаляется к себе в комнату и захлопывает за собой дверь.

Инес вытряхивает содержимое сумки на пол: одежда, обувь, «Дон Кихот», две пачки печенья, банка персиков и консервный нож.