Карин Альвтеген: Эффект бабочки [litres]

– Спасибо. – Она вытирает нос. – Извините, просто, по правде говоря, мне сейчас хреново.

– Понятно. – Это все, что я смогу из себя выдавить. В сложившейся ситуации я чувствую себя неуверенно и некомфортно. Я осознаю, что ожидала, будто с вновь обретенной родней у меня моментально возникнет душевная близость, а вместо этого испытываю редкостную неловкость.

– Мне надо было сказать вам это сразу, как вы пришли, но… это чертовски тяжело.

Лизетт вздыхает, и на ее лице появляется измученная гримаса: – Кевин задержан за ограбление.

Я сижу неподвижно: полные надежд фантазии, которые я вынашивала целый месяц, разбиваются вдребезги. Я представляла, как мы с Кевином пьем кофе или навещаем могилу моего двоюродного брата, или даже победоносно устраиваем сюрприз для моей матери.

Мы обе долго храним молчание. Взгляд Лизетт пуст. Во мне бурлят вопросы, которые я приехала сюда задать. Пока я собираюсь с мыслями, она сама берет слово.

– Я думала, что теперь все в порядке. Я имею в виду, у Кевина.

Поднявшись, она подходит к балкону, чтобы зажечь еще одну сигарету.

– Он перестал общаться со своей старой местной бандой и поступил в гимназию в центре города. Знаете, они занимались всякой дурью, еще когда им было лет по двенадцать, – воровали, потом попались на хулиганстве. Кевина поставили на учет, мы ходили на беседы, но что я могла с ним поделать? Он меня не слушал. У меня был тогда тяжкий период, я только что рассталась с отцом Кассандры. Потом, к концу средней школы, стало еще хуже, и в конце концов Кевин попался на незаконном вождении. К тому моменту он уже достиг возраста административной ответственности, ему выписали штрафы, оплатить которые пришлось мне, а иначе они хранились бы в службе судебных приставов, пока ему не исполнится восемнадцать.

Сделав затяжку, Лизетт выдыхает дым в приоткрытую балконную дверь.

– Но, кстати, штрафы эти на Кевина подействовали. Он видел, как я надрывалась, чтобы оплатить их, и после этого образумился.

– А что Стефан? Он вам совсем не помогал?

– Стеффе? – Лизетт произносит его имя с презрительной усмешкой. Да что вы, он периодически появлялся с каким-нибудь дурацким подарком для Кевина, чтобы потом опять исчезнуть.

– Из-за чего он умер?

– Разбился на машине.

– Ох, и как Кевин воспринял смерть отца?

Лизетт пожимает плечами.

– На самом деле, для него мало что изменилось. Но расстроился, конечно. Кевин всегда восхищался папашкой, слова дурного про него при Кевине сказать было нельзя – сын отца в обиду не давал.

Мелисса подползла к ее ногам и начала проситься на ручки.

– Мне от Кевина доставалось, хотя я всегда была рядом с ним, неотступно. А Стеффе достаточно было вспомнить о сыне в день рождения, да еще и не в каждый, и Кевин уже боготворил его.

Лизетт тушит сигарету и закрывает балкон, потом, взяв девочку на руки, сажает ее к себе на бедро.

– Вы, наверное, читали об этой аварии, о ней много писали в газетах. Он въехал в ограждение и перевернулся, спасаясь от полицейской погони. Но, черт возьми, машина-то была краденая, чего же он хотел?

– Машина Стефана?

– Да, ваш двоюродный брат зарабатывал на жизнь не совсем честным трудом, если можно так выразиться. Его отпустили домой на побывку, и вот чем это кончилось.

Я бросаю взгляд на желтую папку, лежащую на журнальном столике. Информации становится все больше и больше, но я внезапно задумываюсь: зачем она мне? Почему я вдруг решила, что кровные узы решат мои проблемы?

– А вам известно что-нибудь о его матери?

– О матери Стефана?

– Да.

– Нет, ничего. Ему ведь было всего пять лет, когда она умерла. Потом была вереница приемных матерей, но к моменту нашей встречи он ни с кем из них не общался. Все свое детство он переезжал из одной приемной семьи в другую.

Подойдя ближе, Лизетт опять садится на диван с Мелиссой на коленях. Девочка сидит, упершись в мамин живот, и украдкой посматривает на меня. Протянувшись за стаканом, Лизетт делает глоток колы.

– Я понимаю, что у Стеффе было кошмарное детство, но жить с человеком, который никому не доверяет, чертовски сложно. Он даже мне не доверял.

Бросаю взгляд на экран телевизора. Приближается финал в спринте, крупным планом показывают готовящегося к забегу Усэйна Болта. Откинув голову на спинку дивана, Лизетт прикрывает глаза.

– Ну, черт возьми, Кевин, разве можно быть таким дураком?

На мгновение я задерживаю взгляд и внимательно смотрю на нее.