Тереза Фаулер - Хорошее соседство [litres]

Вот о чем думал Брэд, паркуясь у главного офиса компании «Системы климат-контроля Уитмана» и выходя из машины. Он полностью погрузился в раздумья о том, как дальше вести игру. Как добиться своего. Как всегда добиваться своего.

Молодого человека, припарковавшего машину чуть поодаль, он не заметил.

Представьте себе Ксавьера, который сидит в своей старой «Хонде», наводя винтовку, прижимая ее к капоту, чтобы не уронить. Его левую руку в шине. Его правый указательный палец на крючке. Его сосредоточенный взгляд. Не отрываясь, он смотрит, как Брэд открывает блестящую дверь «Мазерати», как выходит на улицу.

Он совсем не рад здесь находиться. Ничего тут хорошего нет. Но он загнан в угол, и загнал его туда не кто иной, как Брэд Уитман. Это он вынудил Ксавьера встать против системы, лишь делающей вид, будто защищает невиновных.

Молодые люди, осужденные без вины и попавшие в тюрьму – самый тяжелый случай. Они слишком юны, чтобы их ожесточила и закалила жизнь. Они не имеют навыков выживания в компании настоящих преступников. Они теряют веру в авторитеты. Они теряют веру. Их несправедливо бьют и запугивают избиениями. Их не уважают матерые заключенные, которых раздражает их скулеж о невиновности, которым противны эти сопляки, неспособные совершить то, чего не совершили. Отправляясь в тюрьму, докажите, что способны на это.

Но Ксавьер не собирался отправляться в тюрьму. Он думал об этом, конечно же, думал, иначе не стоял бы здесь, прижав палец к холодному спусковому крючку, чувствуя испуг и уверенность солдата-новобранца. Он знал: даже будь он виновным, в тюрьме он не выживет. Маленькая клетка, где он не один, где немыслимо личное пространство, немыслимо даже мечтать о нем. Невозможность играть на гитаре – одно это могло его убить, если не физически, то психологически.

Невозможность темноты, чтобы выспаться. Невозможность тишины. Постоянные грубые разговоры. Запах чужих тел. Запах дезинфекции. Неспособность поесть, когда хочется, приготовить то, что хочется, перекусить, сходить за фаст-фудом. Сходить куда бы то ни было, пообщаться с друзьями, полюбоваться рассветом или закатом.

Одинаковые дни. Бессмысленный труд – стирка одежды, мытье полов, мытье посуды – годами, годами и годами. Бессмысленный не потому, что этого не нужно делать, а потому, что от этого его жизнь не изменится, и значит, все будет иначе, чем если бы он делал все то же самое на свободе, если бы, закончив этот труд, он мог бы отправиться домой к любимой девушке.

Он не надеялся на это. Он понимал – Джунипер оборвала все связи. С ее точки зрения вся эта ситуация выглядела отвратительно. Он не ожидал, что ради него она поставит себя под удар. Может, она даже не могла этого сделать.

Он, конечно, хотел бы, чтобы она его любила, даже если это не могло ничего изменить.

Но если бы она его любила, что хорошего он мог ей дать? Он не мог дать ничего хорошего никому, даже самому себе…

Представьте, как Ксавьер целится и нажимает на курок.

Первый выстрел приходится по «Мазерати», и ветровое стекло разлетается вдребезги. Второй задевает капот. Третий ранит Брэда Уитмана в плечо и резко разворачивает его вбок. Четвертый – по чистой случайности, потому что неопытный стрелок просто жмет на курок – попадает в спину Брэда, проходит через все его тело, пронизывает его насквозь.

В такой ранний час в парке никого нет. Люди слышат выстрелы, но они слишком далеко, чтобы кто-то опасался за свою безопасность. Они слышат выстрелы и ждут. Ничего больше не услышав, идут по своим делам, уверенные, что решением проблемы займется кто-нибудь, кто оказался от выстрелов в непосредственной близости, а им в это вмешиваться не нужно.

Ксавьер несколько минут смотрит на Брэда, чтобы убедиться, что все кончено. Стук сердца эхом отдается в ушах. Он собирался это сделать, и он это сделал, но все оказалось иначе, чем он представлял. Ему так легко. Так чудовищно прекрасно. Шум в ушах – это звуки оркестра, аккомпанирующего прекрасной, трагической арии, плачущей о том, что не должно было случиться и все же случилось.

Удостоверившись, что выстрел был успешным, Ксавьер выходит, кладет ствол в багажник, вновь садится в машину. Он едет, не превышая скорости, а Брэд лежит у спорткара за сто шестьдесят тысяч долларов, истекая кровью, но не так сильно, как вы могли бы подумать, потому что, когда пробивается аорта, кровь, которую сердце успело по ней протолкнуть, в последнем бесплодном сокращении изливается в грудную полость, где много свободного места.