Антон Секисов - Песок и золото

Как-то они сидели, куря, и смотрели на мелкие звезды, и Софья сказала ему: «Ты все время молчишь, и я ничего не понимаю. Вот у тебя кислый вид. Почему кислый? Я даже когда ты радовался (а ты не улыбался уже тысячу лет) не понимала — чему, а теперь вообще не понимаю ни одного твоего состояния. Ты живой вообще?».

Она трогала его тогда за лицо, чтоб проверить, и Гортов отстранялся и хмурился.

Как-то он резко вошел в келью. Софья убрала руки за спину.

Она сказала:

— Подойди скорее к окну. Смотри! Вон!

Гортов медленно подошел, с сомнением.

«У нее там нож за спиной» — со страхом подумал Гортов. Вид у Софьи был не очень здоровый.

— А что там? — спросил, осторожно косясь. На улице ничего необыкновенного не было. Ну, потухший фонарь, ну, холм, ну, воробьи прыгают.

— Там лось! — сказала не своим голосом Софья. — Там лось стоит.

У Гортова часто забилось сердце. Что за глупость. Какой лось.

— Нет там лося.

— Нет? — Софья стояла у стенки в нелепой позе. Одна рука у нее все еще была за спиной. — А мне показалось вон там, у баков стоял. Представляешь, ел прямо из мусорки. А может, это не лось был.

— А кто же?

— Не знаю. Пойду в туалет.

Она ушла. Гортов еще раз внимательно оглядел улицу. «Лоси, лоси», — угрюмо пробормотал Гортов, закрывая на все замки дверь.

Ночью приснился Северцев. Он стоял в валенках, а поверх валенок на нем еще были лапти. Офицерский белогвардейский китель с пришитыми от чего-то другого золотыми пуговицами был небрежно накинут на плечи, поверх казачьего полушубка. Он стоял на сцене Дома культуры, а зрителей не было. Северцев говорил:

«Мир мы устроим так: запретим женщинам брить подмышки, запретим электронную почту и собак, лающих по ночам. На крем для загара введем пошлину, введем пошлину на штаны без стрелок. Всех мы оденем в длинные, строгие платья, и женщин, и мужчин, запретим гитарную музыку и кредитные карточки. Разрешим брак с восьми лет. Введем уголовное наказание за самоубийство и за окрашивание волос головы (но не бород). Также запретим рубашки из синтетического материала...».

Гортов стоял на причале и смотрел на реку. Из берегов поднималась стальная вода. Носились по воздуху мутные мыльные брызги. Гортов рвал листки с перечислением церковной утвари — мелкие, они не достигали земли, уносясь за ветром. Гортов заметил еще издалека, как к нему приближался Спицин, в куртке на голое тело, спортивных штанах и шлепанцах. На нем были темные очки в пол-лица, и волосы развевались. Он встал подле Гортова, опершись на парапет. Они оба стали глядеть на воду.

— Небо сегодня серое.

— Да.

— И ветер. И как-то мрачно. Забыл слово, как это называется, когда мрачно.

— Это называется: пасмурно, — сказал Гортов.

— Вижу, что ты не в духе. — Спицин положил ему на плечо руку. — Случилось что с Соней?

— Нормально все.

— Да ладно, мы же друзья. Расскажи.

— Нечего рассказывать.

— Не отцеплюсь все равно, — пообещал Спицин.

И правда, рукой буквально вцепился, не отвести плечо. Гортов поежился. Налетел ветер. Вдруг мимо пронеслась огромная чайка, злобно вскричав.

— Может, работа? Работа достала? Ты же раньше все радовался. А я как чувствовал, недолго ты радоваться будешь. Работа, она убивает.

— Да все вместе. Навалилось, — стал поддаваться Гортов.

— Ну-ну, расскажи. — Спицин вынул из кармана полупустую бутылочку коньяка и, помахав перед Гортовым ей, сам сразу же выпил.

— Не знаю, как объяснить. Чувствую, что дышать трудно, — Гортов даже расстегнул на куртке верхнюю пуговицу. — Безысходность какая-то, и мало радости. Потому что навалилось со всех сторон. А я не выдерживаю. Мне бы, наверное, передохнуть неделю.

— Тебе бы вон сесть перед речкой с удочкой. Очень успокаивает. Здесь, правда, рыба только трехглазая... — Спицин как-то вильнул лицом, и в сумерках Гортову показалось, что у самого Спицина вылупилось и сразу пропало на лбу третье око.

— И Соньку возьмешь с собой...

— Ну да.

— Знаешь, хочу сказать тебе как лучшему другу, — Спицин облокотился на перила и перегнулся, чтобы заглянуть в глаза Гортову. Гортов увидел его мутные, словно засорившиеся глаза и с трудом не отвернулся. Спицин сказал ему: — Не такая тебе баба нужна, не обыкновенная. С Сонькой скучно просто. А тебе блядь нужна. Чтобы страсть, чтоб вот это всё, скандалы, истерики... Тигр, а не...

— Свинья, — сказал Гортов.

— Ну ты скажешь, — Спицин захохотал.

Гортов повернулся к нему спиной и плюнул в воду.