Эмма Лорд - Война и мир в твиттере

К тому моменту, как мы закончили оттирать кастрюльки и противни, щеки Пеппер были покрыты мукой, а в волосах кое-где виднелся шоколад. Я не задумываясь протянул руку и попытался его вытащить. Ее взгляд метнулся ко мне, но в нем читалась не паника, а надежда и удивление, что добавило смысл в момент, который я считал бессмысленным, и заставило меня сомневаться в себе.

– Шоколад, – сказал я, показывая ей свою руку.

Она закатила глаза.

– Как обычно.

Я перенес вес с одной ноги на другую и немного отодвинулся от нее.

– Мы могли бы, э-э-э… передохнуть у нас дома, пока ждем, что все остынет. – Я показал пальцем наверх. – Мы живем на втором этаже. И, если хочешь, ты можешь остаться на ужин.

– Ты уверен?

Я махнул рукой в другую сторону кухни, где грудой лежали мясо, сыр, хлеб и прочие ингредиенты для сэндвичей, которые известны человечеству.

– Ты можешь сделать все, что твоей душе угодно.

Мы оба избегали сырных тостов, поскольку именно они стали яблоком раздора между нами. Я сделал себе пастрами на ржаном хлебе, а Пеппер – сэндвич из остатков багета, добавив к нему швейцарский сыр, ветчину и масло. Я полил сэндвич клюквенным соусом, и она пробормотала «гениально», прежде чем добавить его на свой, и приятное чувство от этого слова разливалось в моей груди даже спустя пять минут, когда мы поднимались в квартиру со своими шедеврами.

Я ожидал увидеть бабушку Белли в ее кресле, но она, должно быть, прилегла вздремнуть. Поэтому мы с Пеппер остались наедине, и внезапно я вспомнил о дурацких фотографиях меня и Итана, которые висели на дверце холодильника, о том, что дверь в мою комнату широко распахнута, открывая обзор на доисторический постер Super Smash Bros., о существовании которого я давно забыл.

Я внезапно так растерялся, что мне захотелось , чтобы в комнату вошли родители и прервали нас.

– Может, посмотрим фильм? – предложил я.

– Да, давай.

Я взглянул на диски, прикидывая, что мы можем посмотреть, и повернулся к Пеппер с ухмылкой на лице.

– «Дрянные девчонки»?

Пеппер посмотрела на меня, словно подумала, что я шучу.

– Не смейся, но я просто обожаю этот фильм.

Я уже тянул руку к этому диску.

– Да, я знаю. Отсылок к «Дрянным девчонкам» в аккаунте «Высшей лиги бургеров» гораздо больше, чем упоминаний самих бургеров.

– Я не постоянный менеджер по социальным сетям, я классный менеджер по социальным сетям, – сказала Пеппер, плюхаясь на диван.

– Ты уже думала о том, чем хочешь заняться? Когда мы наконец выйдем на свободу из Стоун Холла?

Пеппер откусила большой кусок от сэндвича и сморщила нос в ответ.

– Нет. Боже. Это мой ночной кошмар.

– Да, это уж точно.

Я сел рядом с ней, получилось немного ближе, чем я планировал, но Пеппер не отодвинулась, поэтому и я этого делать не стал.

– Будем ли мы когда-нибудь вспоминать старые добрые деньки в «Твиттере»? – спросила она. – Может, это лучшее время нашей жизни?

Мы оба откинулись на спинку дивана, и она повернула голову ко мне в ожидании ответа.

Я принял решение не рассказывать Пеппер ни о чем: ни о «Визле», ни о Сиалии и Волке, ни о том, что паутина нашей дружбы на самом деле гораздо сложнее, чем она может себе представить.

Потому что то, что происходило между нами сейчас – чем бы это ни было, – имело магическую силу, словно любое неверное слово может все разрушить. Пеппер смотрела мне в глаза, и это пугало меня, но в тоже время ощущалось таким простым . Обычно как минимум половина моего мозга занята неуверенностью в себе и олимпийским комплексом близнеца, но сейчас я этого не чувствовал. Только Пеппер, липкие от сэндвичей пальцы, легкие улыбки и чувство того, что то, что мы сейчас делим на двоих, представляет собой нечто большее, чем сумма того, что мы представляем по отдельности.

Возможно, это разговор о будущем. Пеппер сказала « когда-нибудь ». Внезапно наступило это когда-нибудь, и одно произнесенное слово заменило собой так много вещей, о которых мы молчали, – что сейчас мы значим друг для друга намного больше, чем месяц назад, когда мы были людьми, которые могли бы едва кивнуть друг другу на выпускном и больше никогда не увидеться.

Конечно, не говорить Пеппер намного проще, чем рассказать все, но сейчас дело не в этом. Сейчас я хочу сохранить все как есть. Я не хочу компрометировать это когда-нибудь , рассказав ей то, что теперь не имеет значения.

– Не-а, – сказал я. – Это было только начало. Дальше мы начнем войну в «Снэпчате».