Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2 - Последнее десятилетие глазами мистической богемы

Как-то раз мы пошли с Каландаром на Зеленый базар. Подходим к столу с горькими зелеными перцами. Каландар спрашивает:

— Эй, бобо, как перец, хороший?

— Харощи, харощи! На, пакущий!

Каландар смачно откусил от стручка, разжевал, поднял глаза к небу и снова обращается к бабаю:

— Что-то перец у тебя слабоват, ничего не чувствую! Дай-ка еще!

Бабай с удивлением вытаращился на странного покупателя, который только что сжевал острейший стручок, даже не поморщившись. И хочет еще! Каландар тем временем сжевал второй стручок. Нет, не цепляет! А вокруг уже начали собираться любопытные. Продавец не на шутку занервничал. Как так, перец не цепляет? Дело пахло колдовством. Бабай нервно выхватил из кучи самый большой перец, отправил его целиком в рот и начал лихорадочно жевать. Через мгновение шары у него полезли наружу, и он замер, словно парализованный, с широко раскрытой пастью. Потом с воплем бросился к шлангу с водой и начал заливать в себя литры охлаждающей жидкости. Народ вокруг покатывался со смеху. А Каландар недоуменно смотрел по сторонам и говорил:

— Ничего не понимаю! По-моему, перец совсем не цепляет!

Бабай, совершенно уже ошалевший, начал предлагать перец собравшимся вокруг зевакам:

— Эй, что он говорит? Хороший перец! На, попробуй! И ты попробуй!

Он принялся раздавать связки с перцами толпе, опасаясь, видимо, полной компрометации своего товара и доброго имени в придачу. Народ бросился расхватывать дармовые стручки, надкусывая их, впрочем, с осторожностью.

— Ну что, хороший перец? — спрашивал бабай.

Халявщики поцокивали языками, качая головами и коварно скалясь. А один седой дедок сказал:

— Перец хороший, язык плохой!

В один прекрасный день мы отправились с Хайдар-акой в мечеть у Путовского базара. Сидим, пьем чай с имамом, разговариваем о метафизике. Вдруг во двор комплекса заходит группа западных туристов: молодые парни с девками, все загорелые, с рюкзаками за спиной и в шортах. Идут, озираются по сторонам. Увидели нас с имамом, кивнули, один из них спросил по-английски, можно ли осмотреть объект. Имам сделал жест рукой: мол, давайте, смотрите! Хайдар-ака спросил его, как можно допускать на священную территорию мечети таких профанов, да еще в шортах. На что имам ответил:

— Осел, даже побывавший в Мекке, все равно останется ослом.

Позже ака прокомментировал слова имама следующим образом:

— Профан в принципе не может оскорбить святыню, так как последняя в своем онтологическом статусе намного реальнее самого профана.

Однажды к Каландару зашел сосед — молодой таджик, учившийся в каком-то столичном вузе. Узнав, что Хайдар из Москвы, он очень обрадовался, но все никак не мог взять в толк, почему тот столь упорно налегает на исламизацию, вместо того чтобы делать нормальную столичную карьеру. На что ака ответил:

— Мы вернемся к этой теме, когда я стану крупным политическим деятелем.

Часто захаживал на Клары Цеткин один особенный человек по имени Ших-Али. Коренной бакинец, юрист по образованию, он, как и Каландар, был женат на кореянке. После университета Ших работал год в центральной республиканской прокуратуре. Больше не выдержал. Шок, который чувствительный и поэтичный по натуре молодой юрист испытал в темницах-зинданах Дербента и в казематах знаменитой бакинской тюрьмы, а также открывшиеся ему за кулисами высоких кабинетов тайны беззакония привели Шиха к принятию радикального решения бросить номенклатурную карьеру и отвалить куда-нибудь подальше, где тебя никто не знает и не найдет.

Таким местом оказался Душанбе, куда Ших-Али перебрался из Баку много лет назад. Женился, завел детей. Работал он при местной шахматной федерации детским тренером по шашкам. Причем тренер он был действительно неплохой, так как его питомцы, мальчики и девочки десяти — пятнадцати лет, периодически выигрывали различные соревнования, в том числе на всесоюзном уровне. Свою шашечную команду Ших однажды привозил даже в Таллин, где она взяла несколько призов на очередном турнире. Я думаю, он был просто гениальным педагогом.

Еще Ших-Али почитал оккультные и человеческие способности Анатолия Игнатьевича, тоже занимался йогой, особенно медитациями. Он являлся убежденным сторонником ахимсы [90] Принцип ненасилия, первая ступень из «Йога-сутр» Патанджали. и всеобщего примирения. Будучи мусульманином, Ших-Али воспринимал ислам как часть интегральной традиции, восходящей к мудрецам седой древности: