Хуан Васкес - Нетленный прах

Через несколько дней после обыска арестантам доставили посылку от тюремного капеллана. Вскрыв ее, они обнаружили две пары новой обуви и узел с новым бельем. Карвахаль выбрал себе башмаки желтой кожи, Галарса – белые парусиновые туфли; майки и трусы они честно поделили между собой. Обо всем этом рассказал охранник Рианьо. И добавил еще, что как-то на днях видел убийц, которые возвращались в свои камеры, неся охапки добротной одежды. Где они ее получили и от кого, он не знал, но рассказал, что свой узел Галарса сунул в сундучок как нечто ненужное, зато Карвахаль свои вещи развернул, повернул к свету, чтобы рассмотреть получше, а когда заметил, что Рианьо наблюдает за ним, запихал одежду в сундук, с силой захлопнув крышку – с силой и наглым вызовом. Ансола выслушивал эти показания, в каждом слове которых так явственно звучала завистливая досада к этим заключенным, живущим лучше, чем тюремщики, и вдруг сделал для себя некое открытие, долго еще потом не дававшее ему покоя. Он подумал, что за очень небольшие деньги можно было бы устроить так, чтобы в ближайшую же ночь Карвахаль и Галарса, не просыпаясь, залили бы кровью из перерезанных глоток вышитые наволочки.

На днях мы в сопровождении генерального директора управления тюрем побывали в «Паноптико», чтобы провести обыск в камерах, занимаемых Хесусом Карвахалем и Леовихильдо Галарсой. Каково же было наше удивление, когда выяснилось, что начальник полиции генерал Саломон Корреаль, неведомо как прознав о предстоящем визите, накануне около полуночи сам побывал в тюрьме. Читатели газеты «Патриа» наверняка спросят, как спросили и мы, что делал начальник полиции в этот неурочный час в камерах убийц. И не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что человеком, который под покровом ночи и в обстановке тайны получает информацию от своих шпионов, едва ли движут благие намерения.

Однако пока оставим в стороне эти обвинения – многочисленные и тяжкие – в адрес субъекта, которого народ в мудрости своей окрестил «Генерал Топор». И представим читающей публике кое-какие наши находки, посланные нам судьбой во время вышеупомянутого визита в тюрьму, и будем надеяться, что читатель воздаст им должное в меру своего разумения. Прежде всего упомянем принадлежащий Хесусу Карвахалю дневник-ежегодник, откуда чья-то рука вырвала семь страничек, относящихся как раз ко дням, которые предшествовали нашему визиту, так что установить, что содержалось в них, не удалось. Однако руки соучастника не могли уничтожить все страницы, и на оставшихся имеется еще достаточно сведений. Например, вот запись от июля 1916 года: «Купил у Хосе Гарсии Лосано шерстяной матрас за четыреста пятьдесят песо ($450) ассигнациями». Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы при виде подобного свидетельства спросить, каким образом в руки арестанту попала столь значительная сумма? Как сказано в печально известном обвинительном заключении, к моменту совершения преступления Карвахаль и Галарса были настолько бедны, что не могли купить дрель за пятьдесят песо и вынуждены были одалживать ее. Теперь же, как мы установили, они тратят сотни песо на одежду и благоустройство камер, причем у них еще остаются деньги, чтобы одалживать их другим заключенным под проценты. Какой таинственный оборот колеса Фортуны! И как жаль, что следователь Родригес счел ниже своего достоинства обращать на это внимание.

Рассмотрим теперь, какие перемены произошли за эти годы с теми, кто окружал убийц. Мать Галарсы несколько раз была на приеме у начальника полиции и, согласно ее показаниям, которые следователь не пожелал приобщить к делу, во время одной из таких встреч она выразила обеспокоенность тем, что ее сын, на иждивении которого она живет, арестован, и на это генерал Корреаль попросил ее не беспокоиться и пообещал найти способ через третьих лиц передать ей деньги. Мария Аррубла, сожительница того же Галарсы, еще недавно влачившая полунищенское существование, ныне резко изменила стиль жизни, нанимает прислугу и устраивает застолья с соседями. Покуда означенная Аррубла во время установления ее причастности к совершению преступления находилась некоторое время в женской тюрьме «Буэн Пастор», она, по отзывам сокамерниц, пользовалась там редкими привилегиями: ежедневно получала по литру молока и еду в судках, на которые никто больше в тюрьме не мог претендовать. Свидетельница показала: «Помню, что до того, как убили генерала Урибе, Мария жила бедно, ходила в обносках, носила альпаргаты, а потом стала форсить в хороших туфельках, шелковых блузках и суконных юбках, а к своему обычному имени присоединила еще одно». Разве подобные факты не заслуживают внимания со стороны следствия и не должны были насторожить его? Но мы никого не удивим, если скажем, что ничего подобного не произошло.