Хуан Васкес - Нетленный прах

Да, размышлял Ансола, за этим и пришли сюда братья Ди Доменико. Собирать образы – без сомнения, собрали и виды процессии, и один бог знает, что еще они соберут в свою машину. Связано ли это как-то с объявлением в газете? Повстречали они какого-нибудь писателя, склонного создать жизнеописание генерала Урибе? Ансола не мог этого знать и не решался подойти и спросить: присутствие итальянцев казалось ему вопиюще неуместным, бестактным, корыстным и шкурными. Женщина в тунике меж тем прохаживалась вдоль постамента, помахивала флагом, но лицо ее при этом не выражало никаких чувств, с губ не срывалось ни звука. В чем заключалась ее роль? Какова была ее цель? Зачем она в театральном костюме стояла у мавзолея? Тогда Ансола не мог ответить на эти вопросы, но спустя несколько дней, к концу ноября, узнал: братья Ди Доменико громогласно объявили, что в зале «Олимпия» состоится премьера их нового творения, ленты под названием «Драма 15 октября».

Огромные афиши со стен домов возвещали о премьере. Жители Боготы привыкли, что на них с этих бумажных прямоугольников взирают тореро, фокусники или цирковые клоуны, и потому изображение генерала Урибе, которого многие видели не иначе как на официальных портретах, показалось больше чем святотатством. Вдова генерала отказалась присутствовать на просмотре, но зато Хулиан Урибе в силу своего имени получил лучшие места для себя, Уруэты и Ансолы. Происходило нечто невиданное. Афиши кричали о Великом событии , о Первом появлении такого, чего никогда прежде не бывало на экране , а из репродукторов сулили: Воздаем почести выдающемуся вождю, павшему от преступной руки, и воссоздаем последние мгновения его жизни . Кое-кто из ожидавших вспоминал, что братья Ди Доменико уже создали фильм о славном Антонио Рикаурте [51] Капитан Антонио Рикаурте Лосано (1786–1814) – герой войны, известной как Война за независимость Венесуэлы. Во время битвы за принадлежавшее Симону Боливару поместье Сан-Матео Рикаурте отвечал за охрану оружия и пороховых складов. Увидев наступающие войска неприятеля, он поджег порох и погиб вместе со всеми находившимися там людьми. Начавшаяся неразбериха позволила Симону Боливару собрать силы для контратаки. Гибель Антонио Рикаурте упомянута в гимне Колумбии: Рикаурте в Сан-Матео, Взрывом разнесенный в прах, – Долг всегда превыше жизни, — В небе написал огнем. , убитом в Сан-Матео, но со времени его кончины минула вечность, зато гибель генерала остается непростывшей новостью и продолжает вызывать напряжение и противостояние в обществе и острые споры даже между друзьями. «Олимпия» вместила лишь половину тех, кто выстроился в длинную очередь у входа. В помощь распорядителям пришлось вызвать троих полицейских. Оставшиеся снаружи терзались горькой досадой, попавшие внутрь не верили своему счастью, однако ни те, ни другие не знали толком, чего ждать. И братья Ди Доменико, с удовольствием наблюдавшие за чудесным зрелищем того, как заполняется зал, не могли предвидеть того, что произошло следом.

Фильм начался с того, что на экране возникло изображение Рафаэля Урибе Урибе – высокий лоб, торчащие усы, безупречно повязанный галстук, – обрамленное двумя ветвями, по всей видимости, лавровыми. Публика захлопала, кое-где в зале послышалось и робкое шиканье, потому что даже недруги покойного политика не могли пропустить такое событие. В этот миг, пока зрители еще не успели освоиться, на экране появилось тело генерала, окруженное медиками, проводившими последнюю в его жизни операцию. Ансола не верил своим глазам. Что-то в этих кадрах казалось ему неуместным, словно кто-то переставил мебель без его ведома и позволения, но он никак не мог определить поточнее, в чем именно было дело: вот врачи, которые суетились вокруг генерала, размахивая инструментами, на экране получившимися белыми, а не блестящими, вот тело умирающего Урибе Урибе, который не ведал, что все усилия спасти его напрасны и бесполезны. И тогда Ансола понял, что эти образы не соответствовали действительности – они были сфабрикованы, разыграны, как театральный спектакль.

Все это было постановкой. Но как могли врачи согласиться на участие в этом фарсе? Но, может быть, на экране мелькали не врачи. При виде этого нелепого зрелища в зале «Олимпии», гулко отдаваясь в деревянных стенах, все громче стали раздаваться негодующие голоса. Зрители были возмущены бесцеремонностью, но никто не уходил: словно под гипнозом, они жадно всматривались в каждый эпизод: от неудавшейся операции – к похоронной процессии, выходящей из Базилики, от толпы, окружавшей гроб в день похорон – к запряженным тощими лошадьми катафалкам с траурными венками. На экране беззвучне ораторствовали сторонники генерала, и сидящий в зале кинотеатра Хулиан Урибе вздрогнул, увидев самого себя – он произносил речь в день похорон брата. Камера фиксировала близких и родных, вереницей подходивших к гробу, чтобы проститься с покойным, мужчин с черными шляпами в руках и печально поникшими усами, открытые, но безмолвствующие рты, немой гром надгробного салюта, который давал о себе знать лишь белыми пятнышками на сером экране. Публика, вознегодовавшая было при виде распростертого на столе генерала, теперь вроде бы успокоилась. Ансола же, напротив, встревожился еще больше. А встревожило его то, что на экране, будто исполосованном косым дождем, в первых рядах, вместе с самыми уважаемыми господами стоял, как близкий покойному генералу человек, Педро Леон Акоста.