Натан Энгландер - Кадиш.com

— Что бы это ни было, ради тебя я все исправлю, — говорит он. И, читая по лицу сестры ее мысли, видя, что она, по своему обыкновению, театрально закатывает глаза, Шули делает вторую попытку. — Я хочу сказать, — говорит он, — что исправлю это ради себя.

Шули огибает Дину, направляясь туда, где, как он знает, должна быть еще одна, замаскированная дверь. Находит ее, поворачивает ручку, толкает дверь. Переступает порог, зажмурившись, крепко зажмурившись во сне, чтобы удалось открыть глаза по ту сторону, наяву, чтобы обнаружить, что растянулся на койке Хеми и жаждет сделать то, что должен.

Он взял на себя обязательство перед отцом.

Он дал обещание сестре.

Открыв глаза, Шули испускает вопль, отдающийся эхом в той же самой пустой комнате, ничем не отличающейся от предыдущей и от той, где он побывал еще раньше, ничем — кроме странного мерцающего сияния на периферии зрения: блеска, который отражается от пола и заливает белым светом все на своем пути.

В надежде на разъяснения Шули смотрит туда, где сидел отец, где сидела сестра, но там нет никого и ничего, даже табурета. Взгляд, не встречая никаких препятствий, упирается в дверь напротив, куда свечение не доходит. Шули уверен, что прямо за дверью наверняка его койка — и он сам, спящий. Устремляется к выходу, но натыкается на спинку огромного, мягкого, как пух, кресла с большой пуховой подушкой, взбитой словно для седера — такое ощущение, словно Шули, одетому в праздничный китл, полагается бухнуться в кресло, откинуться на спинку.

Обогнув кресло, Шули валится в него, растекается: ноги отказываются его держать, усталость давит с удвоенной силой. Когда сидишь, свечение разгорается, почти ослепляет. Но это малость по сравнению с тем, как уютно в этом кресле, — а какой резкий контраст между физическим весом, от которого он избавился, и грузом душевной боли, которую он на себя взвалил!

Взглянув под новым углом, Шули обнаруживает перед собой стол — источник всего этого сияния. Поглубже вжимается в кресло, чтобы положить на край стола усталые ноги. И вот оно: на столе громоздится целое море стекла. Нет, не оно излучает свет, зато преломляет его и отражает, отбрасывая в сторону Шули рикошетом: вот чем объясняется необычайное сияние.

Когда глаза постепенно привыкают, Шули различает вокруг всё новые подробности и изумленно замечает с другой стороны круглого стола чьи-то ступни на краешке столешницы, совсем как его ступни. A-а, зеркало.

Чем пристальнее Шули вглядывается, тем слабее мерцание, а ступни — оказывается, они маленькие и узкие, не то что у него… кажется, женские. Подняв глаза, Шули обнаруживает: и правда женщина — сидит напротив в таком же, как у Шули, кресле. Она, как и его сестра, как и его отец, в белом китле. Но ее китл широко распахнут, пояс развязан. Лицо незнакомое. Шули не знает: вдруг здесь невежливо спрашивать, кто она такая? Может статься, она — два человека ему уже явились, а она третья — последняя из судей Небесного Суда? И, возможно, это действительно его шанс дать свидетельские показания и причина, по которой ему наконец-то — ох, до чего он устал! — предложили сесть? Шули торопливо перебирает в голове все свои познания, пытаясь сообразить, читал ли хоть где-нибудь про суд, где три судьи не сидели бы в ряд.

Шули сосредотачивается на этом вопросе, одновременно пытаясь припомнить ее лицо и приказать себе не глазеть на голое тело под распахнутым китлом.

— Кто вы? — говорит он. Женщина не отвечает и даже не шевелится.

А Шули — не в силах с собой совладать — смотрит на грудь женщины и ее живот, а потом заглядывает прямо между раздвинутых ног.

Шули не знает, кто она, но внезапно… ее узнаёт.

Какой позор! Лицо вспомнить так и не смог, но стоило заглянуть туда… Сидя напротив женщины, которая когда-то глянула в его сторону (не видя) и исполнила для Шули (не зная, что для него) свой номер с этим самым гигантским стеклянным фаллоимитатором…

Руками — они у нее тоже без локтей — она указывает на стол, как бы покачивая ладонью над столом: мол, рассмотри повнимательнее то, что здесь разложено.

На столе — богатейший выбор изделий, выдутых из стекла. Фаллоимитаторы, различающиеся между собой по длине, по навершиям на округлых кончиках. Широкий ассортимент красивых и добротных вещиц, пригодных для самоудовлетворения.

Поскольку здесь их не разделяют прошедшие годы, поскольку здесь он не может спрятаться за щит своего религиозного перерождения, поскольку здесь нет эфира, заполняющего интернет, и анонимности просмотра, обеспечивающей незримость зрителя перед экраном, Шули невыносимо сидеть перед этой женщиной, когда оценивающе смотрят уже на него.