Илья Бояшов - Джаз

Вновь военные: 9 октября 1967 года начальник Главного управления пограничных войск генерал-полковник П. И. Зырянов направил председателю КГБ при СМ СССР служебную записку с предложениями по изменению структуры медицины пограничных войск. В результате принятых решений в ГУПВ был восстановлен военно-медицинский отдел, военно-медицинские отделения в пограничных округах преобразованы в Военно-медицинскую службу…

9 октября 1967 года зам. министра обороны, начальник Генерального штаба маршал М. В. Захаров в Париже имел беседу с начальником Генерального штаба французских Вооруженных сил генералом Шарлем Айере.

Захаров, старый вояка, вдоволь нюхнувший пороху еще на Гражданской, дважды Герой и прочая, и прочая, прибыл в Париж с удовольствием: он явно переводил дух в краткой и, думаю, полезной поездке. Было от чего отвлечься хотя бы на несколько дней: очередная ближневосточная драма под названием Шестидневная война (5–10 июня 1967-го), размазавшая Сирию и Египет, заставила Кремль, в полной мере ощутивший позор разгрома, не только подскочить, но и подсуетиться. Как следствие – длительная командировка безотказного маршала в оконфузившуюся страну пирамид. Деятельному Матвею Васильевичу не впервой было засучивать рукава. Работа кипела: неразбитая советская техника (прежде всего танки, которые так бездарно использовались) подсчитана; дивизии, от которых остались крохи (тщательная работа израильской авиации), вновь сформированы; изрытые пятаками бомб аэродромные полосы «заштопаны»; все имеющиеся в наличии самолеты приведены в порядок. Полностью «потерявшие лицо» египтяне, отряхивая мундиры и начиная хоть что-то соображать, послушно суетились, не без понуканий сердитых северных товарищей и прежде всего их несуетливого предводителя.

Что касается захаровского визита в Парижскую военную школу, на этот раз протокольными улыбками дело не ограничилось – двум тертым калачам было о чем беседовать. Упрямый, как и его покровитель де Голль, Шарль Айере, отец доктрины «оборона по всем азимутам», вогнав в ступор США, не собирался рассматривать в качестве противника только советский блок. Вашингтон озлобился окончательно, «дружба» с Америкой затрещала по швам; страна расплевалась с НАТО; с ее территории срочно убирались сорок тысяч канадцев и янки. Та к что Матвей Васильевич мог расслабиться. Не то чтобы французы раскрывали объятия «медведю», но дружелюбия к весьма активной в своем стремлении бороться «за мир во всем мире» империи у них явно прибавилось…

Что касается НАТО, 9 октября 1967 года приступил к своим обязанностям в Брюсселе сотрудник его Международного секретариата Франсуа Ле Блевеннек, оставивший горестные воспоминания о метаниях организации в поисках нового пристанища, после того как французы попросили ее освободить помещения в Порт-Дофине (край живописнейшего Булонского леса), где с таким шиком устроились генералы, а также целые батальоны их усердных помощников.

Делать нечего, структура была вынуждена съехать. Поначалу решили избрать для проживания Рим, но в безалаберной итальянской столице не оказалось достаточного количества квартир для бездомных натовских служащих. Правда, Лондон добровольно вызвался стать сердцем Атлантического Союза. Разозленные упрямым галльским петухом Штаты были вроде не против, однако у других стран-участниц предложение страны, готовой в любое время дня и ночи с мазохистским сладострастием стелиться под главного своего патрона, энтузиазма не вызвало: сконфуженные британцы отозвали заявку. Оставалась старушка Бельгия.

С тоской Блевеннек поведал о трудностях переезда, на котором «транспортные фирмы заработали состояние». Встал «острый вопрос с зарплатой» (в Бельгии шкала значительно ниже). Царил характерный для подобных организаций хаос: военные предавались своим любимым занятиям – панике и неразберихе. Угрюмое здание в Харене, сляпанное на скорую руку, хоть и построили вовремя, но не успели довести до ума. Всюду пахло сырой штукатуркой, стены были еще не покрашены, дорожки не покрыты асфальтом (как следствие, грязь, уродующая любые сапоги и ботинки). Материалы, прибывающие днем из Парижа, ночью, как правило, разворовывались (замками оборудовали лишь несколько дверей). Новая статуя у входа успела покрыться ржавчиной. Самого Блевеннека, явившегося 9 октября на службу в новый натовский штаб, там встретил маляр, с юмором объявивший, «что он здесь со своей командой для того, чтобы стены… не рухнули от первого дуновения ветра». Те, кто первым приезжал на место, полагались только на собственную находчивость. Блевеннек повествует со вздохом: «Чтобы побыстрее устроиться, я вооружился, как подобает клиенту магазина ИКЕА, отверткой и гаечным ключом и за несколько дней собрал металлические этажерки в своем отделе».