Евгений Алёхин - Ядерная весна [сборник litres]

– Женя! – говорит. – Я купил твою последнюю книгу. Ты меня разочаровал. Вот «Камерная музыка»…

– «Камерная музыка» – параша! – говорю я.

– Она лучшая!

– Ладно, считай так, – говорю, пытаясь спрятаться от парня.

– Дай хоть обнять тебя, – отвечает он.

– Так разочаровал же, – отрезаю и все прячусь от него за стоящим рядом человеком, как за деревом.

– А как же кемеровский андеграунд?! – крикнул мне парень, когда его друзья или девушка (я уже так разволновался, что не понял ничего, да и темно уже было) уводили.

В общем, я решил лучше погулять перед поездом. Не торчать в таком месте.

Но такой ветер хуярил, что я съел в какой-то столовой вегетарианский борщ и ржаную булочку с чесноком и пошел в метро. Приехал на Ладожский вокзал (так вышло, что уезжал оттуда), почитал немного Бодлера. Дождался поезда. Залез на верхнюю полку, зачем-то подумал о жизни, уснул. А что еще мне оставалось?

Очень хорошо выспался впервые за долгое время. Потом принялся за уборку. Снял со шкафа какие-то местные пылящиеся штуки, обернул их в полиэтилен, чтобы не пылились. Потом вытащил из шкафа и сложил аккуратно все вещи, разобрал книжную полку, протер пыль, все отпидорасил, собрал заново, помыл плиту, помыл полы, постирал шторы, сменил постельное белье, отжался, и настало время ехать на книжную презентацию. В одном вагоне метро заметил подряд двух мужиков с книжками Макса Фрая (разными, но из одной серии в похожем оформлении). Я был фанатом в подростковом возрасте, собственно, это то, с чего я начал читать книги в 99-м году. Даже перечитывал («Гнезда химер» и «Мой Рагнарек» прочел раза по четыре, почти все книги серии «Лабиринты Ехо» по два раза), но сейчас почитал немного из-за плеча второго мужика, не заманило совершенно. Доехал до бара «Дич». Там мы как-то провели презентацию с грехом пополам. Сынок че-то поговорил, Антон «Секси» Секисов поговорил, великий Сенчин поговорил, я сказал пару слов, продали четырнадцать книг, выпили водки (я пил чай) и разошлись. Секси пошел ночевать ко мне, дошли пешком от Китай-города до Серпуховской. Еще успели в «Дикси», купили там мороженных цветной капусты и брокколи, а еще овощного сока. Поужинали, пытались посмотреть фильм «Двойник» с Джесси Айзенбергом, но словили тухляка. Посмотрели две серии «Жизнь так коротка», на том решили послать этот день подальше и лечь спать.

У Сперанского были какие-то дела в Петергофе, значит, выходило, что я буду ночевать один на новом месте. Честно говоря, я боялся. Боялся, что вот так я войду в новое жилье, проведу один ночь, потягивая пиво или вино. И моя жизнь совсем не будет отличаться от жизни Генри Чинаски. Я все-таки не персонаж, а настоящий человек, но иногда уже перестаю это чувствовать. Я позвал Кирилла, но он сказал, что не поедет ко мне. Понимаю, ему бы пришлось добираться два часа. Что он будет через весь город пилить, чтобы подержать меня за ручку, он же мне не мамочка.

Так что мы выпили немного пива, Сперанский уехал, и я пошел на новую квартиру. Всего десять тысяч, я боялся, что нас развели. Где-то тут должен быть подвох. Я вставлю ключ в замочную скважину, и ключ не подойдет. Или ночью меня разбудят менты и поведут в отделение. Я боялся, что напьюсь один и выброшусь в окно. Я сидел и думал. Обдумывал еще, что я могу написать отцу.

Я часто думаю, что ему написать, но не часто пишу. Зато постоянно про себя проговариваю варианты писем.

Сам он на днях написал, что моей сестре сделали укол, и теперь год она не будет пить. Ее выгнали с работы после последнего запоя, а она была директором парикмахерской.

Я не знал, что ответить отцу.

Привет.

Я сломался. Мне уже все равно, кем я буду. Я вдруг перестал бояться, что ничего не выйдет, и вообще чем-то интересоваться. Я читал, что это первый симптом депрессии. Депрессия – это когда человек не интересуется вещами, не заслуживающими интереса. Уже ничто не заслуживает моего интереса. Каждые выходные я схожу с ума от безделья, мне хочется только пить. Лучше бы не было выходных, я бы работал и работал, так легче. Я уже не хочу печататься, я ничего не хочу. Я так долго хотел иметь книгу, а ее нет и нет. Я кажусь себе чем-то вроде девственника, который решил не трахаться.

Я живу только из-за того, что тебе и Сигите будет больно, если я покончу с собой. У тебя хотя бы останется Ваня, а у нее никого не останется, с кем она сможет поговорить так. Хотя кто-то появится, наверное, со временем, нечего себя переоценивать. Раньше я всегда считал тебя счастливым человеком. Но когда зимой ты мне сказал, что это не так, что тебе так же больно и невыносимо, почва ушла у меня из-под ног. Я не знаю, как жить без этой иллюзии. Зачем ты мне это сказал? Ты сидел в этих трусах напротив телевизора, сказал мне, что ты тоже несчастен, а смысла в жизни нет, и я увидел тысячи горьких жизней, которые будут повторяться без толку поколение за поколением. Мне стало так одиноко, меня просто бросили одного в лесу. Я потом расплакался, когда ушел в комнату, ты мне дал по голове, короче говоря. Единственный счастливый человек оказался несчастен, я не знал, куда мне деться. И жить неохота, и сдохнуть страшно.