1 ...8 9 10 12 13 14 ...65 — Молчи и слушай. Сегодня чтобы была вовремя. Приведи себя в порядок. Подумай, как будешь оправдываться. Будь в норме, иначе не смогу тебе помочь.
Я оборвал это подобие разговора. На подслеповатом экране телефона высвечивалось время — четыре часа тридцать три минуты. Впереди был хлопотный тяжелый день. Я надел шорты и выбежал из дома. Берег был в ста тридцати шагах. По лестнице, когда-то мною же сколоченной из горбыля, я спустился к водохранилищу. Скинул шорты, голый вступил в воду и, понемногу просыпаясь, долго плавал в ее холоде, в ее свежих и терпких утренних запахах. Прогнав сон, я вышел на песок. Мокрый, в одних шортах, липнувших к телу, поднялся на берег и побежал трусцой к общей летней кухне — в моем коттедже своей отдельной кухни нет… Достал с полки любимую белую кружку. Всыпал под крышку электрокофеварки молотый мокко на два пальца — так, чтобы вышло покрепче, но и не настолько крепко, чтобы потом глотать валокордин… Влил воду, воткнул в розетку штепсель, запустил процесс — я не устаю дивиться чудесам самоновейшей бытовой техники. Кофеварка задышала, и я вышел наружу.
Удивился, увидев Авеля — он заполночь ложится и обыкновенно не встает раньше семи. Уже одетый в деловой костюм, как и во всякий день большого приема гостей, он шел по щебню вдоль забора, то и дело оглядываясь на трусившую следом старую Герту. Я догнал его, сообщил о звонке пропавшей уборщицы, о том, какой с ней вышел, а верней сказать, не вышел разговор.
— Думаю, она с тяжелого бодуна, — поделился я своей догадкой. — Думаю, с непривычки… Она ж не пьет; я за ней не замечал. Думаю, в Борисовке была какая-нибудь вселенская гулянка, какая-нибудь свадьба, от которой наша Наталья не могла отвертеться, вот и пострадала.
— Да, она не пьет, — согласился Авель. — Надеюсь, будет к девяти на рабочем месте. В рабочем состоянии, надеюсь…
Герта потерлась мордой о мое мокрое колено.
— Пошли, собака, — сказал Авель. — Не дала мне спать совсем. Всю ночь во сне кого-то догоняла и рычала.
Они продолжили прогулку. Мой мокко должен был уже свариться, и я вернулся к летней кухне. Уже перед крыльцом услышал запах кофе — его, по правде, я люблю куда сильнее вкуса кофе, и без особой надобности кофе не варю. Шагнув через порог, я обнаружил и другой, тяжелый, кислый запах, и понял: я на кухне не один — кто-то в ней еще и курит, чего, вообще-то, здесь никто себе не позволял… Возле раскрытого окна, спиной ко мне, стояла маленькая женщина. В левой руке она держала на весу мою белую кружку, в правой — сигарету. Она пила кофе из моей кружки и курила, выпуская дым в окно. Я и со спины ее узнал, в ее зеленом рабочем платье. Наталья обернулась. Изо рта, ярко и грубо накрашенного, плыл густой струйкой сигаретный дым. На старом спокойном лице, щедро обсыпанном пудрой, темнели две неровные бороздки засохших слез. Я испугался и проговорил:
— Не знал, что ты куришь… Но молодец, что пришла… Ты отдохни пока. Еще такая рань, что ты свободно можешь отдыхать.
Попятившись, я снова оказался на крыльце. Не зная, что и думать, и не придумав, чем себя занять, побрел через холм к дому Авеля — хоть за какими-нибудь распоряжениями… С верхушки холма увидел, как Ганна, вторая наша уборщица, о чем-то быстро говорит Авелю, беспрерывно мотая головой из стороны в сторону, словно решительно с чем-то не соглашаясь… Пока я спускался к ним с холма, Ганна, кончив разговор, подобрала с земли ведро и швабру и отправилась в дом Авеля. Я подошел. Авель спросил меня, видел ли я Наталью. Я сказал, что видел, и добавил:
— Похоже, с нею что-то происходит.
— Похоже, — согласился Авель и передал мне, что он услышал от Ганны. Как оказалось, внук Натальи, восьмилетний Гриша, вышел утром из дому и, как всегда, направился к своему старшему приятелю, одиннадцатилетнему Хоме. Тот усадил его перед собой на раму велосипеда, и они поехали по главной улице Борисовки, где их видели многие, потом и дальше, к лесу, как уверяет Дорошенко, хозяин придорожной лавки, торгующей удилищами, рыболовными снастями, наживкой и прикормкой. С тех пор прошло трое суток. Больше детей никто не видел.
Дню хватало своих забот, но я предложил Наталье вернуться домой. Наталья отказалась уходить — не только лишь из чувства долга, как я понял, но и в надежде этими заботами забыться. Она, Ганна, я и призванный нам в помощь охранник Рома полдня не знали продыху: таскали на край берега столы и стулья из коттеджей, выстраивали их ровными рядами, застилали скатертями, натягивали тент из огромной полосатой клеенки… Как только Рома принялся подтаскивать к столам коробки с посудой и приборами, ящики с водкой, винами и коньяком, а на отдельный столик — виски, джин, тоник и соки, и банки с пивом, я, наконец, занялся сутью предстоящего застолья.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу