Макс Фрай - Сказки и истории

На самом деле, конечно, нет никакой разницы – хотя бы потому, что нет ни сна, ни яви, а лишь две жизни, проживаемые одновременно. Это правило в равной степени верно и для демиургов, и для их созданий, сколь бы несовершенны ни были и те, и другие.

Говоря о сновидениях, следует признать: не всякий рождается демиургом, но любой может стать им на время, во сне. Люди, даже самые мечтательные, редко ценят такую возможность, полагая, будто значительные события могут случаться только наяву.

И лишь демиурги знают, какое великое множество восхитительных миров рождается каждую ночь. Поэтому они приветствуют всякое утро с печалью и почтением, как и подобает встречать бесконечную череду апокалипсисов.

Некоторые демиурги всерьез полагают себя ответственными за судьбы сотворенных ими миров. Они подолгу обдумывают свои поступки, корят себя за ошибки и тщетно пытаются устранить все просчеты.

Пустое. Демиург не создан для ответственности. У него иная природа и иные заботы. Лучшее, что может сделать демиург для сотворенного им мира, – забыть о нем на следующий же день.

Неосмотрительно и самонадеянно полагать, будто первый же созданный вами мир непременно станет венцом творения. Но даже самый неопытный демиург должен постараться создать мир, который он сможет любить хотя бы некоторое время. В противном случае ему придется убедиться, что уничтожать собственное детище – печальный, утомительный и неблагодарный труд. Все равно что обои обдирать.

И ведь не наймешь никого.

Не стоит затягивать агонию умирающего мира.

Демиург должен быть честен с собой: если уж не получилось, значит не получилось. Ни к чему тратить время и силы на штопку бесчисленных прорех.

Ломать, в конце концов, не строить.

Если уж демиург твердо решил разрушить созданный им обитаемый мир, его долг – позаботиться, чтобы гибель мира была красивым зрелищем. Небрежность в таком ответственном деле, как мы понимаем, совершенно недопустима.

И последнее.

Прежде, чем приниматься за сотворение мира, всякий разумный и ответственный демиург обязан создать самого себя и удостовериться, что новорожденное существо как нельзя лучше подходит для предстоящей работы.

Бывают такие странные деревья,

которые вырастают на крышах домов,

прямо из черепицы,

и еще на заброшенных балконах,

из пыли и птичьего помета.

Довольно большие вырастают, между прочим. Не все. Некоторые.

Мне иногда понятно, что эти деревья на крышах – история про нас.

Ну, то есть про меня и про людей, которые называются словом «свои» (их немного, зато кроме них толком и нет никого).

Мы – вот такие «деревья на крышах».

Выросли такие все из себя прекрасные там, где расти невозможно, да и не нужно.

Потому что для древесного роста есть другие, правильные места. Леса там, рощи, парки, сады всякие. Скверы и, что ли, дворы.

А мы, придурки, на крышах растем зачем-то, без плодородной почвы, земли под собой не чуя (да и нечего там чуять: нет ее).

И даже не то чтобы совсем уж по своей воле мы там растем. Просто – ну, так получилось.

Мы, понятно, не можем быть примером для подражания. Для кого, собственно? Для деревьев, которые выросли там, где расти положено, на твердой, плодородной земле? Да нет, с какой бы стати нам быть для них примером?

Да и ближайшие наши соседи, телевизионные антенны, вряд ли зазеленеют, вдохновившись нашим примером, даже если очень захотят (а они не захотят, и это, в общем, к лучшему).

Мы вообще непонятно зачем. Мы, впрочем, не «зачем», мы – «потому что». Просто потому, что семена однажды на крышу ветром занесло. Ну и все, теперь надо расти.

И мы не «для чего», мы – просто так. Чтобы было.

Ну, иногда прохожий какой задерет голову к небу, увидит нас, несуразных, ахнет сипло: «Нуниххуассибе!»

Это, надо понимать, у нас миссия такая: ахи из отдельных граждан исторгать. Ну ладно, пусть.

Нас не должно быть, теоретически, но мы уже есть и будем еще какое-то время – нелепые, несуразные, прекрасные, как сама жизнь.

Нечего и говорить, что я нас люблю – а как иначе?

Но это уже совсем другая история.

Happy end считается нынче пошлостью и чуть ли не подлостью; принято полагать, будто счастливый финал может испоганить самый распрекрасный сюжет, сгноить на корню любую историю, сколь бы пронзительной ни казалась она поначалу, пока почтеннейшая публика надеялась, что в конце концов все персонажи умрут, ну или хоть с ума сойдут, что ли.