Саша Филипенко - Возвращение в Острог

Две недели Козлов с нетерпением ждал возможности вернуться в собственный дом. Открыв входную дверь, он с волнением отправился на экскурсию по прошлому. Всё здесь было как прежде: стол, стул, шкаф. Картины, комод, скелеты висящих без его рубашек вешалок. Ему разрешили прожить дома три ночи, и единственное, чего он теперь хотел, чтобы время это никогда не заканчивалось. Если бы только из собственной квартиры на память в съёмную однушку можно было привезти магнитики с видами кухни и открытки с панорамой гостиной.

Три дня и три ночи следователь изучал достопримечательности собственной квартиры и очень надеялся, что, когда жена возвратится, его виза будет продлена… Однако этого не случилось. Дана поставила чемодан и, не сказав ни слова, прошла в душ. Козлов понял, что супруга не выйдет из ванной, пока не услышит, что дверь захлопнулась. Так, собрав сумку, Александр вернулся в настоящее.

— Я вас не отвлекаю?

— Простите, я задумался. Значит, вы полагаете, что мы зря сюда к вам приехали? Думаете, нечего нам здесь делать? Никто детей не обижал, в группах смерти они не состояли?

— Про группы смерти я не знаю — мы воспитанникам предоставляем интернет, но за ними не следим. А вот за то, что их никто не обижал, я могу ручаться. С них пылинки сдувают. У нас здесь везде стоят камеры, вы можете всё отсмотреть.

— Ну вы же знаете, что камеры не всегда всё замечают.

— Это, может быть, у вас в Следственном комитете они не всегда всё замечают, а у нас здесь всё! Я ещё раз вам говорю, мы действуем строго в рамках нашего законодательства и детей этих, хотя порой они этого и не заслуживают, очень оберегаем. Всё, что положено по закону, они получают, и даже больше!

Козлов задаёт ещё с десяток вопросов и останавливается. Следователю становится очевидно, что говорить здесь более не о чем.

Когда директриса выходит, Александр протирает глаза, и, улучив момент, Фортов тотчас задаёт вопрос:

— Александр Александрович, а что это за история с тем, что вы уже здесь бывали? Что вы здесь делали?

— Закрывал их мэра.

— Да, Михаил говорил что-то такое в машине. И как, получилось?

— Ага…

— Ясно…

— Что тебе ясно, Фортов?

— Ясно, что она что-то недоговаривает, Александр Александрович, как и вы…

— И что ты предлагаешь?

— Предлагаю вызвать её заместителя.

— Для чего?

— Вы видели, на какой она тачке ездит? Человек, который мечтает занять её место, обязательно нам что-нибудь да расскажет!

«Этот далеко пойдёт, — думает Козлов, — мыслит правильно. Вроде бы ещё щенок, а уже знает, с кем и как нужно говорить…»

— А ты думаешь, что местные этого ещё не сделали?

Вновь закурив, Александр подходит к окну и решает, что теперь побеседует с детьми и с врачом детского дома.

— Слушай, Фортов, вызови-ка ко мне их главного айболита и какую-нибудь девочку постарше…

— О, девочку постарше — это я могу, Александр Александрович!

— Я не сомневаюсь, Фортов, ты только сделай, что говорят.

— Сегодня? Сегодня же уже, наверное, поздно, да?

— Нет-нет, вези их сюда немедленно, у нас совсем не остаётся времени!

Фортов выходит из кабинета, и, проводив его взглядом, Козлов думает, что поговорить нужно не только с воспитанниками детского дома, но и с местной шпаной. Те, кто продаёт ребятам насвай или спайс, наверняка могут что-то знать. Следователь вспоминает о барыгах, потому что и сам теперь мечтает отыскать одного. Александру очень хочется найти такого наркодилера, который смог бы продать ему немного прошлого. День счастливой семейной жизни, утро или вечер с женой.

Докурив, Александр выбрасывает окурок и возвращается за стол.

Сидя в крохотном номере провинциальной гостиницы, московская журналистка разглядывает собственные ногти и думает, что нужно срочно сделать маникюр. На кровати лежит записная книжка, и к этому моменту у девушки готово только первое предложение:

«Каждый день в России в детские дома возвращают тринадцать детей» .

Агате такое начало нравится. Ей кажется, что это хороший кейс. Единственное, в чём она пока сомневается, — расстановка слов.

Может, лучше написать иначе?

«Тринадцать — ровно столько детей возвращают в детские дома в России каждый день…»

Ещё только разминая первое предложение, девушка чувствует, что этот материал непременно соберёт много лайков. В её записной книжке уже появилось несколько набросков, и журналистка думает теперь, что настало время перенести собственные соображения в компьютер. Короткие фразы, отдельные слова и ещё не выстроенные в абзацы наблюдения о провинциальном городке. Уложив «молескин» на лопатки, Агата принимается читать собственные заметки вслух и по обыкновению спорит сама с собой: