Мелани Бенджамин - Госпожа отеля «Ритц» [litres]

Пару раз, охваченная нежностью к мужу, Бланш чувствовала искушение рассказать ему, чем они с Лили занимались на самом деле. Но подавляла это желание, решив, что теперь они поменялись ролями. И она должна защищать его.

Когда-то она хотела наказать своего мужа. Теперь – возможно, потому что телефон звонит гораздо реже, – она знает, что должна защищать его. Чтобы, когда все это закончится, у их брака наконец-то появился шанс на спасение. В тот день, когда он спас Лили и Лоренцо, она дала себе слово. И должна его сдержать.

Поэтому Бланш улыбается, мило и послушно, как хорошая французская жена.

– Конечно нет, Клод. Я же обещала, что не буду видеться с ней.

– Хорошо. Найди кого-нибудь другого, кого-нибудь подходящего. Или, может, останешься здесь? – Клод пристально смотрит на нее; надежда смягчает его строгий взгляд.

Бланш вдруг понимает – головокружительное открытие! – что Клод знает об обещании, которое она себе дала. Наверное, поэтому они и стали так хорошо относиться друг к другу, проявлять столько заботы и внимания. Порой он становится застенчивым в ее присутствии; она прилагает все больше усилий, чтобы понравиться ему: делает красивые прически, не проводит много времени в баре. В их отношениях сохранилась легкая настороженность, но это лучше подозрительности и разочарований, которые разделяли Аузелло раньше.

– Я найду кого-нибудь подходящего.

Бланш начинает одеваться. Вытаскивает шелковую блузку, которую не надевала несколько месяцев; пытается найти пару чулок без стрелок, но это невозможно, поэтому она делает то, что делают все женщины Парижа последние несколько лет – рисует карандашом для бровей линию на голой ноге. Достав из глубины шкафа наименее изношенные туфли, внимательно осматривает их. Несмотря на дырку, которую сапожник «Ритца» попытался заклеить, это ее самая презентабельная обувь. Единственная пара без деревянных подошв. Она испортила все свои туфли, надевая их на задания, скитаясь в них по городу. Теперь она ничем не отличается от остальных парижан. Вся кожа досталась немцам, так что горожанам приходится довольствоваться деревянными подошвами. Их глухой стук смешивается со стальным звоном нацистских сапог, так что иногда у Бланш гудит в ушах. Несмотря на испуганное молчаливое согласие, поселившееся на улицах и в домах, Париж все еще довольно шумный город. Но это совсем другой шум; после оккупации изменился даже он.

Изменилось все.

Решив одеться вызывающе – в цвета французского флага и звездно-полосатого американского знамени, Бланш выбирает красный шарф, белую шелковую блузку и синюю юбку. Затем она покидает «Ритц» (после страстного поцелуя Клода, от которого у нее поджимаются пальцы в рваных туфлях), надеясь найти Лили в одной из квартир, которые та использует, чтобы «приклонить голову».

Бланш уверена, что Лили скоро появится. У нее нюх на бесплатную еду.

– Ах, Бланш, как мило! – шепчет Лили; ее глаза расширяются при виде великолепия «Максима». Бланш рада показать подруге этот ресторан – до войны он был одним из ее любимых мест в Париже.

– Это точно. – Бланш расслабляется, устроившись на плюшевой банкетке и наслаждаясь великолепием Прекрасной эпохи: тяжелые лампы в стиле модерн с абажурами из стекла Тиффани, повсюду зеркала и темные деревянные панели. «Максим» немного выцвел, немного подлатан: ковер потерт, скатерти все еще ослепительно белые, но в заплатах. Как и все, кто выжил.

После бокала шампанского – Бланш делает заказ на немецком, чтобы их получше обслужили, – Лили утрачивает благоговейный трепет перед окружающим великолепием. Бланш настояла на том, чтобы подобрать для подруги приличную одежду; она не могла привести ее сюда в обычном для Лили виде. Итак, Лили одета в элегантную юбку, подшитую, чтобы не споткнуться о подол, и кашемировый свитер с короткими рукавами, который мал Бланш, но идеально подходит Лили. Бланш нашла пару туфель на плоской подошве, которые на самом деле делают для женщин, а не для мужчин; размер достаточно мал для детской ножки Лили. У нее отрастают волосы; блестящие, прямые, длиной примерно до подбородка.

Лили счастливо вздыхает, глядя на позолоченные зеркала, красные обои, люстры. «Максим» и сейчас выглядит так же, как в Прекрасную эпоху, когда французские мужчины гордо ходили со своими любовницами от стола к столу. Теперь столы заняты немецкими солдатами, выставляющими напоказ своих любовниц.

Но это ненадолго, убеждает себя Бланш. Это ненадолго.