Мелани Бенджамин - Госпожа отеля «Ритц» [litres]

Еще есть водитель генерала фон Штюльпнагеля; бедняга сидит в машине перед отелем целыми днями, независимо от погоды. Он заходит внутрь только для того, чтобы воспользоваться туалетом, и ведет себя вежливо, даже почтительно; стесняется смотреть кому-либо в глаза. Бланш приносит ему чашку горячего чая в холодную погоду, когда он дрожит на сиденье машины в полном одиночестве. Выходит поболтать с ним, когда светит солнце. «Это ужасно, – возмущенно говорит она Клоду, – как фон Штюльпнагель обращается с ним! Он человек, а не чертов автомат!» Потом она объясняет мужу, который слушает не очень внимательно (и, похоже, внутренне потешается над ней), что у водителя – Клауса – дома есть жена, о которой ему всегда хочется поговорить. Как будто, рассказывая о ней, он возвращает жену в реальный мир; если бы он не мог говорить о ней, она бы испарилась, исчезла, как сон. И хотя Бланш никогда не посылала любимого человека на фронт, она понимает Клауса и слушает его.

Секретарша полковника Эберта – молодая женщина, не очень симпатичная. Бланш видит, как она робко, с благоговением смотрит на парижанок – даже на горничных и прачек. Бедняжка вынуждена носить уродливую нацистскую униформу: прямоугольная туника поверх бесформенной юбки, черные кирпичи вместо туфель. Униформа сотрудников «Ритца» значительно красивее, что уж говорить о нарядах гостей… Девушка – Астрид – весь день стенографирует и печатает на машинке. Она окружена мужчинами, ни один из которых не обращает на нее внимания; они заняты тем, что глазеют на французских актрис и светских львиц, которые проплывают по улице Камбон. У Астрид нет возлюбленного ни дома, ни в армии, призналась она Бланш, когда та подсела к девушке в кафе неподалеку от отеля, где Астрид уже съела слишком много пирожных.

– Лучше закурите, – настаивала Бланш, когда девушка заказала еще один «Наполеон», но это было бесполезно. Астрид расстроена, одинока, она скучает по дому и находит в еде единственное утешение.

Вот так – наблюдая за ними каждый день, замечая нечто большее, чем казенные мундиры и знак свастики, понимая, что у нее с ними немало общего (сколько раз ей хотелось облегчить боль от измен Клода в кондитерской!), – Бланш научилась видеть в нацистах людей. Живых, дышащих, пьющих, плачущих, смеющихся людей. Они ходят в храм – среди них есть даже католики. Клод был удивлен и встревожен, когда впервые столкнулся с ними в церкви в воскресенье; как и все остальные, они преклоняли колени и зажигали свечи, прежде чем проскользнуть на свою скамью. Они покупают подарки для друзей и семьи. Они плачут, если не получают писем из дома, и гадают, не случилось ли что-то страшное. И Бланш плачет и беспокоится вместе с ними.

А потом она пытается представить, что сказала бы Лили, если бы увидела, как она вытирает слезы Астрид или треплет Фридриха по плечу, когда тот не получает писем. Но Лили здесь нет, а Бланш вынуждена жить бок о бок с этими людьми, учиться общаться с ними – конечно, не с худшими из них, а с теми, кто просто выполняет приказы. Ведь у всех человеческих существ есть что-то общее…

Разве нет?

Через два дня после того, как их корабль пришвартовался в Шербуре в 1937 году, Лили приехала в отель «Ритц»; Бланш так живо помнит первую реакцию Лили на мир, в котором она жила.

Исчез самоуверенный миниатюрный революционер, который сошел с парохода и, миновав всех таможенников, попал во Францию без паспорта и визы, вооруженный только хитростью и умением ладить с людьми. Его место занял застенчивый ребенок, ошеломленный окружающим и льнущий к Бланш.

– Ты живешь здесь, Бланш? – продолжала спрашивать Лили, хотя та уже дала ей с десяток утвердительных ответов. Лили разинула рот, глядя на высокие потолки с гипсовыми украшениями; крепко прижала к груди зонтик, когда швейцар в цилиндре бросился его забирать; заморгала от розового света – света, который, по мнению Сезара Ритца, представлял любую женщину в самом выигрышном виде. Нигде в Париже не было такого света, как здесь; только в «Ритце» все дамы были красивы, независимо от возраста и социального положения.

Независимо от того, какие секреты они скрывали.

– Еще у нас есть квартира. Официальный адрес. – Аузелло снова переехали, и теперь у них была прекрасная четырехкомнатная квартира на престижной авеню Монтень, недалеко от Елисейских Полей. Бланш убедила Клода, что это место больше соответствует его статусу; широкая, обсаженная деревьями улица стала прибежищем для многих модных домов, включая Мейнбохер, Молине, Вионне, Пату и Люсьена Лелонга.