Павел Басинский - Любовное чтиво

Вика отправляется к маме в третий раз, и всегда внезапно, и всегда на выходные. Причина поездок всякий раз загадочная: «Я чувствую, что с Дашей что-то случилось».

В моей жизни произошли перемены. У нас в квартире появилась собака. Завел ее, конечно, не я, а Вика. Хотя она знает, что я терпеть не могу домашних животных. Меня воротит от слюнявой любви к этим котикам, песикам… Нет для меня противнее зрелища, чем видеть в своем парке овчарку, со скорбной мордой какающую на белый снег. Впрочем, какой там белый! Эти домашние любимцы загадили весь парк, превратив снег в отвратительное желто-коричневое месиво, а в нем, между прочим, кувыркаются дети.

Видите ли, по заданию газеты «Московский комсомолец» Вика оказалась в приюте для бездомных собак. Увидела там Лизу, и сердце девочки растаяло. Лиза – ирландский шпиц. У собачки не хватает левой передней лапки. Что с ней случилось и кто были ее прежние хозяева, неизвестно, но в таком виде ее притащила в приют добросердечная гражданка – и как раз тогда, когда Вика брала интервью у владелицы скорбного собачьего заведения.

Едва девочке продемонстрировали эту собачью кунсткамеру без ушей, носов, челюстей и с тележками вместо задних ног, она, само собой, разрыдалась, схватила Лизу в охапку и не выпускала до самой моей прихожей. Задыхаясь от слез, Вика описывала мне всю эту хрень, перевернувшую ее сознание, а я с ужасом рассматривал дрожащий от страха рыжий трехногий шарик с пушистым хвостом, стоячим меховым воротником, ехидным носиком и глазенками-маслинами. Я уже мог ничего не говорить. Если дитя притащило в дом животное, выставить за дверь можно только сразу обоих.

И вот вместо обычных медитативных прогулок, между прочим, строго прописанных врачом, я по утрам и вечерам гуляю в парке с собачкой-инвалидом. Потому что Вике всегда некогда, она вечно занята: у нее же заботы, у нее танцевальный кружок, у нее, черт побери, любовные романы, а я ни хрена ничего не делаю, я за целых пять лет написал всего пять книг, а у нее вон их сколько свалено на полу возле дивана, и все нужно прочитать, на все сочинить рецензии и еще маме не забыть написать – попробовал бы я жить в таком режиме, небось, взвыл бы, и вообще, мне для моей фигуры полезно гулять, без разницы, с собачкой или без, так что бери поводок и ошейник, папик, и, кстати, поторопись, не то Лизанька сейчас описается…

И все бы ничего, но мне приходится общаться с другими собачниками и собачницами. Последние проявляют к Лизе повышенный интерес. Сначала они сочиняли ей биографию – в разных вариантах, но всегда с ужасающими подробностями, где попадание под машину было самым мирным сценарием ее прежней жизни. А так ее били, пытали и даже, кажется, пускали на органы для других собак. Мне оставалось только изумляться богатой фантазии этих добрых женщин, чьи мопсы в это же время старательно облаивали Лизу. И теперь уже мне приходится рассказывать им о нынешней Лизиной жизни, которой так повезло, так повезло, что и говорить! А заодно и о своей жизни с дочкой , которую они, конечно, уже приметили и вот не могут взять в толк, а где же ее мама, то есть моя жена, она, что ли, вас бросила, или вы, не дай бог, вдовец? Если бы я рассказал им правду, а именно то, что пустил к себе жить восемнадцатилетнюю девушку, но при этом не сделал своей любовницей, подозреваю, они приняли бы меня за маньяка, причем самого изощренного толка. Поэтому я вынужден сочинять для них уже биографию Вики. Да, дочка… но, уж простите, внебрачная. Грех, видите ли, молодости. Да, вы правы, за все однажды нужно платить. Приехала из С., не поступила в институт, где ей жить, не в рабочей же общаге, вы знаете, какие там нравы, а как-никак дочь, родная кровиночка. Сердце-то не камень.

Но я был вознагражден или, лучше сказать, отомщен за свои мучения. Лиза оказалась не простой сучкой, а настоящей женщиной. Она влюбилась в меня с первого взгляда, с того самого момента, как Вика спустила ее с рук на коврик в моей прихожей. И уж как только Вика с ней ни тетешкалась, как только ни наряжала ее в разные смешные комбинезончики, относя их обратно в собачий магазин, потому что они, видите ли, не шли Лизе по фасону, как ни повязывала на лобик всевозможные бантики – Лиза почему-то полюбила меня, а не свою спасительницу.

Когда мы с Викой сидим друг напротив друга и терзаем очередной любовный роман, Лиза категорически отказывается лежать на диване рядом с моей мучительницей. Она прыгает мне на колени, часто при этом не удерживая равновесия (трудно, на трех-то лапах!) и скатываясь кубарем обратно на пол. Устроившись на мне, она блаженно закрывает глазки и дремлет, но временами печально вздыхает, как бы говоря: как я тебя понимаю, папик! как тебя достала эта сучка Вика! и зачем ты ее держишь! как было бы нам хорошо без нее… Сидели бы эдак молча возле электрического камелька, дремали и видели сны, быть может…