Дмитрий Быков - Истребитель [litres]

И тут случилось то чудо, какое всякий раз его выручало, то везение, каким всегда был Волчак знаменит: впереди возник остров! Остров, которого Волчак не видел на карте, о котором понятия не имел, который не должен был тут появиться, – но появился, материализовался из его отчаяния. Это мог быть плавучий, странствующий остров, какая-нибудь Земля Санникова, а мог быть оторвавшийся кусок суши, черт его знает, но он был, хоть и весь изрытый оврагами, и на него можно было сесть. Они снизились, Волчак не мог толком разглядеть рельеф, и над ухом у него безумно заорал Дубаков: «Газу!» Волчак подбросил машину вверх и увидел, что чуть было не навернулся в длинный овраг. Надо было садиться у берега, там по крайней мере мерещилась длинная ровная коса. «В хвост!» – заорал Волчак, и Дубаков с Чернышевым кинулись к радиостанции. И уже когда коснулись земли, послышался сильный удар – огромный валун оторвал левое колесо.

Когда же машина остановилась и наступила внезапная тишина, они некоторое время еще не верили, что живы. Через пять минут молчания открыли люки и вывалились на берег. Остров, который им предстал, в принципе был непригоден для посадки и тем более для обратного старта. На нем буквально не было ровного места. Самолет пропахал дорогу по береговой гальке и ткнулся в дикое нагромождение бурых камней. Орали чайки. Было восемь часов вечера по местному времени. Это был край земли, конец света, здесь никто их не ждал, и непонятно было, живет ли тут кто-то еще, кроме чаек. Чайки точно были им не рады. Волчак помог Дубакову развернуть наземную радиостанцию и приказал радировать: «Экипаж АНТ-25 благополучно приземлился близ Николаевска. Все нормально, пострадавших нет».

Они не успели закончить первую передачу, как в берег ткнулся катер с темными фигурами. Волчак побежал к ним и вскоре вернулся под конвоем. Это были дальневосточные пограничники, к которым сразу после приземления непонятного самолета поплыли за помощью нивхи, населявшие остров. Они не очень хорошо говорили по-русски, но уже знали, что появления японских шпионов надо ожидать со дня на день.

– Что же вы, черти! – говорил им Волчак, сидя в неприветливом, но очень чистом доме местной старухи по имени Фетинья. Недоразумение отчасти выяснилось, предъявлены были документы с обеих сторон, но недоверие сохранялось, потому что мало ли какие документы кто нарисует. Экипаж выставил на стол бутылку коньяка, которую умудрился дать им с собой щелковский доктор Ляхов.

– У нас служба, – лаконично отвечал начальник заставы Буркин.

– А у нас что? – спрашивал Волчак. – Мы тебе кто?

– Кто вас знает, – буркал Буркин.

– Мы сталинский маршрут, сталинские соколы! – уверял Чернышев.

– На вас не написано.

– Будет написано! – загудел Волчак. – Вот краску завтра привезешь – лично привезешь! – и напишем.

– Это мы будем решать, чего вы напишете, – сказал Буркин. – Я по начальству доложил, пускай они решают.

– Слушай! – гудел Волчак. – Чего ты такой недоверчивый? Что ты прямо как несоветский? Ты Волчака не знаешь?

– Кого мне положено знать, того знаю, – уклонился от прямого ответа начальник заставы. – На тебя мне ориентировку не присылали.

– А ты только тех знаешь, на кого ориентировка?

– Почему, – ответил Буркин, нехорошо усмехнувшись. – Сталина знаю, маму знаю, папу знаю. Тебя среди них не числится.

– Слушай, пограничник, – решил всерьез поддеть его Волчак. – Ты газеты читаешь?

– Нам положено, – отрубил пограничник.

– Героев знаешь? Я героический летчик Волчак, тебе мало про меня в газетах писали? Конструктор Антонов в «Правде» писал, что я думающий летчик, лучший друг изобретателя. Я самые новейшие разработки облетываю, перечислять, извини, не имею права, но можешь мне поверить. Ты мою личность видел?

– Я разные личности видел, – кивнул Буркин. – А потом они знаешь кто оказались? Ты сам-то читаешь? Вот.

И на это Волчаку нечего было возразить, потому что с тридцать пятого года многие личности оказались совсем не теми, и была серьезная вероятность, что этот процесс срывания масок далеко не кончился.

– У нас тут было, – развивал успех Буркин, – что отличники, вообще не подкопаешься, к японцам бежали. Сейчас момент ты знаешь какой? Враждебное окружение, слыхал?

Волчак не был готов к тому, что ему, герою, который вот так же сидел со Сталиным, будут на местах, на каком-то глухом острове, среди циклона рассказывать про враждебное окружение. Пока они там сидят на своих вершинах, вот, значит, что делается в глубинах. И самое обидное, Волчак заметил, что старой женщине Фетинье – он и на родной Волге не слыхал таких имен – пограничник Буркин был ближе, понятнее, а на Волчака и его экипаж она смотрела без особенной приветливости. Они были чужие, а с Буркиным ей было еще жить и жить. И в случае какой нужды она в лодке плавала к Буркину, а не к Сталину в Кремль.