Ей показалось вдруг, что сегодня она дойдет, вон и компас, как ни странно, перестал беситься и четко указывал на север, совпадая со свидетельствами солнца и мха. Тут, наверное, была такая аномалия, что вечером есть, а утром железо куда-то перемещается. Она обязательно выйдет сегодня к самолету, тем более что и разбудило ее нечто похожее на выстрел. Очень может быть, что это слуховая галлюцинация, а может быть, девчонки стреляют, а еще лучше, если бы охотники. Охотники вывели бы ее к жилью, она рассказала бы про аномалию, они бы вместе поохотились… Ни разу в жизни, казалось Поле, она не чувствовала себя такой сильной, одинокой и странно бодрой. А причина этой бодрости была в том, что ей приснился не совсем приличный сон. Американцу или европейцу снилась бы еда, в крайнем случае дом. А ей приснилось, что ее раздевал Толя Петров и, сняв очередной предмет одежды, целовал обнажившееся место. Никогда у них такого не было, да и времени никогда не было. Сколько всего они попробуют теперь! А если не попробуют никогда… Эту мысль Поля прогнала – мир смотрел выжидательно, но одобрительно. Так смотри, мир! Она шла так быстро и бодро, на последнем остатке сил, и так пекло солнце, тоже на последнем остатке, что ей вдруг захотелось раздеться. Она сперва разулась, потом скинула все и принялась бегать по холодной траве, по желтым листьям, абсолютно свободная от всего, что ее раньше сковывало. Ну правда, нет же никого! И она полежала под солнцем, представляя разное, а кое-что и вспоминая, но больше представляя. Вообще, у нее, как ни странно, с мужем было все не так плохо, она быстро начала находить в этом вкус, а с Толей было совершенно другое – просто он был летчик, они оба летчики, у них, постоянно летающих в почти загробные области, к близости отношение особое. Когда на солнце набежало облако, а она достигла нужного результата, Поля стала медленно одеваться, усмехаясь с чувством легкого стыда. Все-таки кто-нибудь видел, не бывает так, чтобы нас не видел совсем никто… В этот день она прошла километров семь и впервые сильно устала, и вечером ей уже по-настоящему захотелось есть, и она добила первую плитку «Гвардейского», а утром следующего дня ей повезло найти грибы.
Она поначалу думала, что грибов будет полно, но почему-то в этой теплой тайге не было ни обещанного лимонника, ни грибов, кроме поганок. И вдруг нашла зеленые сыроежки, самые, как Поля читала, вкусные и питательные, Причем росли они, как и положено, кругами. Это был как бы привет из средней полосы, из детских выездов с пионерами, из сказок про Бабу-ягу, которая эти круги и насаждает. Поля собрала много, собирала в майку и решила развести костер, сложила сухие ветки и подожгла – и тут случилось страшное: участок оказался сравнительно сухой (на болоте и гриб бы не вырос), пламя побежало во все стороны, как от тополиного пуха, и выжгло вокруг нее такой же ведьмин круг. Она побежала затаптывать, но куда там – загорелся мох, а может, и торф лежал близко, и пошел от папанинской спички настоящий лесной пожар, про такие Поля только читала да видала иногда сверху дым вокруг Щелкова. Что ж теперь будет, подумала Поля, загорится тайга, и я в ней сгорю! Но огонь разбегался прочь от нее, а она так и стояла в черном круге, и это показалось ей сначала ужасным знаком, а потом она подумала, что и правильно: от большевика должна в ужасе шарахаться природа, потому что он сильнее природы, природнее природы. Полю воспитывали последние пять лет в убеждении, что она не просто большевик, а сверхбольшевик, – летчик, ставящий рекорды, еще дальше шагает на пути к сверхчеловеку. Она не могла умереть в тайге, как обычный человек, она прошла бы любое расстояние и вышла к людям и этих людей разагитировала; и то, что от нее убежал огонь, наполнило ее новым восторгом. Но сыроежки пришлось съесть сырьем, а это было совсем не то. Хотелось все-таки горячей пищи. И тогда вечером, когда стало темнеть, а выстрелов не слышалось и самолеты над ней так и не полетели, Поля приняла облатку опия, лишний раз поблагодарив доктора. Она знала, что опий – это на самый крайний случай. Но сейчас такой случай и был: это должно было заглушить голод и убить страх. Так что с этого момента она не совсем ясно отличала то, что было, от того, что казалось, хотя по некоторым приметам можно судить о том, что все это было правдой. Человек, хотя бы и самый советский, не может существовать в дальневосточной тайге в совершенном одиночестве на двух плитках шоколада, кто-то должен с ним поделиться пищей, и потому через некоторое время Поля увидела избушку, не особенно даже удивившись. Тут должна была стоять избушка, а как же.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу