Маша Трауб - Плохая дочь

Когда я провалилась под лед во время школьной экскурсии по лесу, мама считала, что меня спасла классная руководительница, которая отвезла меня в больницу (мама, естественно, опять была в командировке), где я пролежала неделю, а не тот случайно проходивший мимо мужчина, который меня вытащил.

У нас с мамой всегда были разные понятия о героизме и героях, о том, кто прав, кто виноват. Я до сих пор не умею прощать предательство, а мама всегда найдет оправдание. Я злопамятная, мама мстительная. Я иду на компромисс, мама сжигает мосты.

Тогда я сидела и слушала мамин рассказ про санитара Дмитрия, а думала о том, что уже ни она, ни я не изменимся. И никакое горе нас не сблизит. Никакая радость не заставит смеяться вместе. Да у нас даже чувство юмора разное. Наверное, это нормально. И, скорее всего, это счастье, что так случилось. Моя дочь не похожа ни на меня, ни на свою бабушку. Она тоже другая. Но и ее, как и сына, я мучаю вопросами: «Что ты ела в школе? Почему не ела? Что сказала учительница? А Лиза? Вы не поругались?» Мне интересно, что случилось на математике, а что на русском. Как она ходила в библиотеку, которая оказалась закрытой, и где в результате нашла библиотекаря. Если это важно для дочери, то важно и для меня тоже.

Я нашла объяснение тому, что мама рассказывала мне про санитара. Убедила себя в том, что мама на самом деле думала про своего единственного и любимого внука. И переживала за него. Но не могла сказать этого напрямую. Мол, да, я беспокоюсь, мне страшно, будь к нему внимательнее, ему сложно. Она передавала свои чувства рассказом про Дмитрия.

Этот санитар после школы поступил в престижнейший вуз, на сложнейший факультет. Зимнюю сессию сдал блестяще. Педагоги прочили ему чуть ли не Нобелевскую премию. Таких студентов – один на миллион. Но перед летней сессией у Дмитрия что-то случилось с головой. Болела так, что хотелось оторвать и выбросить в окно. Или самому в окно шагнуть. От него ушла девушка, которая была не любимой, а просто первой. И Дмитрий слетел с катушек.

Поначалу никто не замечал его странностей – появившихся глазных тиков, разговоров с самим собой, агрессивных выпадов на ровном месте, сменявшихся периодами полной апатии. Да и мало ли сумасшедших среди гениев? Через одного. Боль – физическая и душевная – глушилась только водкой. Дима начал активно выпивать, но успел получить автоматом все зачеты и досрочно сдать два экзамена. Кажется, соседям по комнате в общаге он признался, что слышит голоса и видит фигуры, похожие на привидения. Соседи посоветовали бухать поменьше – и не такое привидится.

А потом Дима пропал. Искать его начали лишь на третьи сутки, поскольку пропадал он регулярно – иногда в компаниях, иногда в библиотеке. Иной раз просто бродил по городу, ночуя у случайных знакомых. Но всегда возвращался – с новыми идеями, блестящими открытиями, доказанными формулами, готовыми изобретениями, которыми сражал однокурсников и преподавателей.

Комендант общежития нашел его на чердаке, куда забрел случайно. Дмитрий сидел в углу, держался за голову и кричал. С кем-то разговаривал, что-то доказывал.

В психушке он провел два месяца – тупых, бессмысленных, в состоянии овоща. Университет пошел навстречу гениальному студенту и оформил академический отпуск. Дмитрий выписался, обреченный на психотропные препараты. С ними он не мог ни думать, ни учиться. Мог жить. Дышать. Ходить. Есть. Не пугать окружающих своим поведением. Как-то прилично реагировать на действительность. Казаться социализированным. Не более того. Он брал учебник, самый простой, и не понимал ни одной формулы. Даже учебник не мог бросить в стену от отчаяния и злости – препараты гасили проявление сильных эмоций.

В институте были рады возвращению гениального студента и после «академа» его восстановили автоматом. Дмитрий ходил на лекции, не пропускал семинары, вел себя адекватно, но его больше не существовало. И его блестящих мозгов тоже. Сессию он с трудом сдал на «удовлетворительно» – оценки были поставлены, скорее, из жалости.

На зимних каникулах Дмитрию предстояло сделать выбор – или водка, или препараты. Естественно, выбор для него оказался очевиден. Дмитрий пил сначала с осторожностью, даже со страхом, потом с удовольствием. И за каникулы выучил все, что пропустил, и даже больше. После каникул факультет снова увидел гения, который решал задачки с пулеметной скоростью, написал блестящую курсовую, выиграл вузовскую олимпиаду, выступил на конференции. Преподаватели жали Дмитрию руку и поздравляли с «возвращением». Но к летней сессии Дмитрий опять слетел с катушек. Вышел в окно. Нет, у него не болела голова, ему не чудились привидения. Сам он не мог объяснить своего поступка. Просто встал на подоконник и упал. Отделался тяжелыми переломами. Два месяца провел в травматологии и сам попросил перевести его в психиатрическое отделение. Институт на сей раз не мог пойти навстречу, и Дмитрий был отчислен под благовидным предлогом неявки на экзамены без уважительной причины. Гений гением, а проблемы руководству вуза ни к чему.