Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

И этот пьяный червяк в красных башмаках убедится, что все его поношения были ложью до последнего слова!

– Раз уж ты заговорил о стоимости, – вступил в беседу Вефаст, переглянувшись с Кольбраном. – Не нужно объяснять, что подготовка к походу приличного войска стоит денег? Как у нас говорят, «на паруса». У нашего князя сейчас с деньгами не очень хорошо, поскольку торги Константинополя нам пока недоступны…

– Деньги будут, – кивнул Феофан. – И на паруса, и на веревки, и… что там еще бывает на кораблях? От вас потребуется лишь доблесть и верность делу ромеев и Христа.

– В этом у нас нет недостатка, – заверил Вефаст. – Правда, Асмунд?

– Эльга! – В избу заглянул Ингвар. – Где ты застряла? Ты что, не одета еще?

Красный кафтан с отделкой синим шелком и серебряными полосами тканой тесьмы через грудь сшила и прислала в подарок еще лет пять назад его мать, хольмгардская королева Сванхейд. Теперь кафтан уже был узок ему в плечах и в груди: Ингвар продолжал расти как вверх, так и вширь. Ута говорила, что Мистина тоже, хотя этому-то куда?

Совка, челядинка, стояла возле разложенного на ларе убруса, выражая готовность одевать госпожу, но Эльга беспомощно застыла возле укладки, где на боках и на крышке развесила несколько платьев: варяжских и греческих. Греческих платьев у нее было два, и оба из подарков Мальфрид. Раньше она с удовольствием носила их, но после переворота ей было немного стыдно показываться в дарах золовки, с которой так нехорошо обошлись. Поэтому она надевала варяжские платья – из шерсти, и привезенные из дома в числе приданого, и сшитые здесь, выкрашенные и отделанные собственными руками. Но сегодня такой случай – прибывает плесковская родня! Не очень-то удачливой в замужестве дядя и братья посчитают ее, если увидят, что она все еще ходит в одежде из родительского дома! Впрочем, свое приданое она получила такой ценой, что поневоле приходилось его уважать.

Жатва уже миновала, прошли и дожиночные пиры. Поспело льняное семя. Поляне привозили князю свою дань сами: благо недалеко. На Олегову гору тянулись телеги с мешками обмолоченного зерна, Эльга и челядь принимали привезенное и распределяли по клетям. Самое время: прошлогодний хлеб вышел, оставалось только просо на кашу. И опять Эльге целыми днями было некогда присесть. До того как она сделалась верховной госпожой над русью и подчиненными ей славянами, у нее оставалось куда больше свободного времени. И тем не менее вид мешков с рожью, просом, пшеницей ее необычайно радовал: урожай оказался хорош, жатве повезло с погодой, никакая порча не нанесла полянским нивам заметного ущерба, а значит, боги не отвергли новых русских князей.

Дело было даже не в том, что они делали: удача князя либо есть, либо нет, и все успехи и провалы – лишь внешнее отражение. Тусклое золото жита в мешках было плодом ее, Эльги, удачи, и поэтому она с таким гордым видом запускала руку в мешок, будто хвалилась сокровищами собственной души.

Однако мир, за который теперь отвечали Ингвар и Эльга, был куда шире, чем даже нивы всей Полянской земли. Один за другим возвращались послы, весной отправленные к двум десяткам князей славян и руси, которые были когда-то подчинены Олегу Вещему или состояли с ним в союзе. Теперь, когда власть в Киеве перешла в руки другого рода, все прежние договора считались разорванными и их требовалось восстановить.

Проще всего прошло самое важное: побеседовав с Мистиной, королева Сванхейд согласилась признать своего сына Ингвара владыкой его наследственных земель, пусть он не мог сам жить в них. От его имени стал править Тородд, младший брат, но все же южный и северный конец пути из Варяжского моря в низовья Днепра, коими владели печенеги и греки, впервые оказались в одних руках.

По пути туда и обратно Мистина побывал и у Сверкера, нынешнего смолянского князя. Тот сам лишь три года назад завладел городом Свинческом, который северяне называли Сюрнес, одолев прежнего князя Велебора и почти истребив его род. Сосредоточив все силы на том, чтобы удержать захваченное, он, разумеется, не стремился ссориться с владыкой Хольмгарда и Киева, чьи земли теперь окружали его с юга и севера. Кто бы тот ни был.

Однако с наибольшим волнением Эльга ждала ответных вестей от своих родичей: к ним поехал Добылют, из боярского рода Гордезоровичей. По поводу похищения невесты Ингвар помирился с Торлейвом и князем Воиславом еще три года назад, но теперь они убедятся, что Эльга не зря решилась на побег: ее вели боги, указав более высокую и славную участь. И, конечно, молодая киевская чета нуждалась в поддержке плесковской родни.