Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Свояк не подвел: на белой заре в дверь осторожно постучали, и Альв передал Добрете серп, завернутый в серый шерстяной платок. У Эльги, спавшей одним глазом, отлегло от сердца. Неслышно выскользнув с постели и задернув назад занавеску, чтобы Ингвар, если проснется, не увидел ее занятия, она заботливо вытерла серп ветошкой, мысленно прося у него прощения, даже помазала лезвие кусочком сала, чтобы не обижался. Завернув в рушник, спрятала в ларь. Обошлось!

Все было хорошо – еще целый день…

Назавтра три бабы из Радовековой веси по пути на льнище завернули посмотреть рожь и обнаружили следы потравы: половина делянки, уже готовой к жатве, оказалась изрыта вепрями. Везде виднелись отпечатки небольших острых копыт, колосья были смяты и втоптаны в перепаханную рылами землю. Половина урожая погибла безвозвратно. Помня недавние княжьи ловы, такого никак не ожидали: видимо, лесные свиньи пришли из иных мест.

Поднялся крик, а когда чуть не все родичи Радовека прибежали оценить размер беды, третий сын, Яруга, обнаружил, что на другом краю поля сжаты три горсти колосков. Эта часть посевов от вепрей не пострадала, и тоненькая сжатая полоска была хорошо видна.

А это уже совсем другая беда.

– Она, Беляница! – первой завопила Радовекова большуха, Немировна. – Она, змея лютая! Совсем загубить нас хочет, без хлеба оставить! Испортила нам поле, в свинью оборотилась и потравила! Не соберем и горсти зерна с этого поля!

– Целы ли другие? – воскликнул ее второй сын, Будята. – Бегом, братья, смотреть!

– К Белянцу бежать надо! – сообразил Радовек, поначалу опешивший. – Мать, если это и правда Беляница – есть средство какое доказать, что она виновата?

– У них в овине три колоска наших должно висеть, вот так связанных! – показала на пальцах его третья невестка, Яримча.

– Беги, отец, с парнями, посмотрите! Если висит…

– Да если висит, я из них никого не помилую! – рявкнул старший сын Радовека, Загреба.

Родичи покосились на него, но промолчали.

Княгиня киевская готовила ржаное тесто. За приготовлением хлеба для ближней дружины и гостей она лишь надзирала и помогала потому, что не хватало женских рук, но хлеб для дома и семьи пекла сама от начала до конца. Свою закваску, жившую в горшочке, она считала одним из наиболее важных домочадцев и тайком разговаривала с ней по ходу дела, но так, чтобы никто не слышал. Хлебная закваска – душа дома, и общаться с ней имеет право лишь сама законная хозяйка.

Но сегодня она волновалась, так что даже немного дрожали руки. Сегодня ей впервые предстояло изготовить хлеб не просто для стола, а для подношения ниве перед жатвой. Добавила в опару теплой воды с медом и солью, грубую ржаную муку, размешала, выложила тесто на стол и размяла как следует. Вылепила шар, отряхнула лишнюю муку и положила в глиняную сковороду. Посыпала льняным семенем, сбрызнула водой, накрыла рушником и понесла поставить близ очага в поварне, пока топится хлебная печь.

А выйдя во двор, услышала гомон за воротами: мужские и женские голоса не то причитали, не то чего-то требовали. Ингваровы отроки снаружи преграждали незваным гостям путь. Эльга прошла к поварне, поставила сковороду под рушником на камни очага, где было тепло в нужной мере, и велела Миленке следить. Потом, отряхивая руки, подошла к воротам.

– Я вам говорю, тупые бабы! – доносился снаружи сердитый голос Гримкеля Секиры, десятского нынешней дворовой стражи. – Жалобы и тяжбы – в четверг на Святой горе! Нынче не четверг, и князь ваших дел разбирать не будет!

– Княгине! Княгине доложи! – вопили женские голоса. – Пусть она заступится за нас! Нельзя до четверга ждать, завтра же идти ниву зажинать, а у нас такая беда!

– Гевульв! – окликнула Эльга другого гридя рядом во дворе. – В чем там дело?

Упоминание нивы и зажинок встревожило ее: она и без того боялась, что по неопытности испортит самое важное за весь год женское священнодействие.

– Про порчу что-то гундят, если я понял, – Гевульв хмурился, вслушиваясь.

– Скажи Секире, чтобы пропустил пару человек, – велела Эльга. – Я хочу знать, в чем дело.

Гевульв ушел за ворота, что-то там сказал, гомон поутих. Гридь вернулся, ведя за собой двоих: старейшину Радовека и его жену, Немировну. Эльга знала ее: к ней она недавно посылала с просьбой помочь определить готовность нивы. Помня, что эта краснорожая тетка ей полезна, она попыталась принять приветливый вид, чему несколько мешала тревога.