Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Богатые дома уже были захвачены и разграблены. Всю добычу несли в дом тудуна, куда вели и Пестрянку. Но она не слишком стремилась смотреть по сторонам: ей не терпелось увидеть Хельги. Альгот уже заверил ее, что конунг жив, но беспокойство не проходило. Горожане под присмотром русов собирали трупы, и Пестрянка шла, закутав голову мафорием, чтобы в узкую щель видеть только дорогу под ногами и больше ничего. Но и так постоянно натыкалась на пятна крови, сохнущей на утоптанной земле.

И вот ее привели на двор – как и день назад, в сопровождении вооруженных воинов. Тела убрали, но пятна крови еще темнели на плитах песчаника. Пострадали даже деревья и виноградные лозы, ползущие по каменной стене к черепичной кровле. Внутри дома Пестрянка едва могла пройти: кухонные горшки расшвыряли и растоптали, а взамен успели натащить наспех собранной с самых богатых домов добычи. Больше всего было оружия: сваленные грудами чуть изогнутые однолезвийные мечи, пластинчатые хазарские доспехи и островерхие шлемы. Везде она натыкалась на сундуки и ларцы, на кучи цветного платья, ковров, бронзовой и серебряной посуды…

– Вот сюда, – Альгот открыл дверь в уже знакомое ей помещение. – Это у них женская клеть, но мы здешних баб вывели. Конунг велел тебе здесь побыть, а он придет, как будет время. Если тебе надо чего услужить, скажи, мы этих баб вернем.

У стены были свалены серебряные и позолоченные сосуды, светильники. В глаза бросился большой позолоченный крест с самоцветами и эмалью, широкое платье лилового шелка с вышитыми золотом и жемчугом крестами, большая книга в золоченом окладе, похожая на плоский ларец. Пестрянка вспомнила разговоры хирдманов: церковь первым делом, там добычи много… Видимо, уже успели. По всей клети были разбросаны мешки – небольшие, но тяжелые. Пестрянка споткнулась об один – ушибла ногу обо что-то твердое. Наклонилась – сквозь горловину белели серебряные шеляги…

– Конунг велел пока деньги в одно место сложить, – пояснил Альгот. – Это от купцов, от епископа и с мытного двора немного. Они тебе мешают?

Пестрянка зажала рот рукой. Мешают ли ей груды серебра и золотых сосудов? Казалось, она сходит с ума.

– Мне надо передохнуть. – Пестрянка подошла к знакомой лежанке и села.

Подстилки и покрывала были смяты и вздыблены, подушки разбросаны по всему помещению. В складки ткани завалился серебряный браслет с голубыми камешками. Глянув на этот беспорядок, Пестрянка вдруг сообразила, отчего так, и вскочила, будто случайно уселась на горячее.

– Я с ребятами здесь, в доме и во дворе, так что зови, если что, – сказал Альгот и вышел.

Пестрянка осторожно села на край лежанки. Постаралась ощутить себя княгиней, владычицей этого города, но пока мысли ее и чувства были в таком беспорядке, что тревога оставалась среди них главной. Странно было сидеть сложа руки, когда у всей дружины есть дело, но чем заняться в чужом городе, когда все идет вверх дном? И где же Хельги? Он пропал где-то в недрах жарких улочек среди саманных и каменных стен, где именно ему теперь надо одновременно собирать добычу и наводить хоть какой-то порядок – уже совершенно не тот, что прежде.

А если он погибнет? Пестрянка гнала эти мысли, но не могла отделаться от чувства собственной беспомощности. Здесь не то что дома, где родни сорок человек. Здесь Хельги – ее единственная защита среди совершенно чужого мира. Без него она пропадет, как зернышко под копытами орды. Одиночество угнетало ее сильнее, чем страх – Хельги не мог умереть, потому что без него не существовало и ее нынешнего мира.

После бессонной ночи навалилась усталость. Посидев немного, Пестрянка встала, открыла один сундук, другой, нашла чистое покрывало, спихнула мятые прямо на пол – еще не хватало ей ложиться на постельники, на которых возбужденные битвой хирдманы торжествовали победу над женщинами тудуновой семьи. Покрыла лежанку чистым и прилегла, накрывшись мафорием.

Но заснуть не смогла. Когда за дверью послышались шаги и голоса, подскочила. Она узнала голос Хельги, и от этого ее затрясло. Будто она была одной из здешних хозяев-хазарок, кому приход вождя русов не обещал ничего хорошего.

Хельги вошел, и она взглянула на него, как впервые. Нет, не как впервые. Когда он появился в Варягине, полтора года назад, она смотрела на племянника своего свекра лишь с некоторым любопытством и не сразу разглядела черты лица – родимое пятно отвлекало. К тому же он тогда мог сказать по-славянски всего несколько слов: «добро», «давай выпьем», «пес твою мать» и еще кое-что в этом роде, поэтому лишь улыбался ей.