Ирина Верехтина - Вышивальщица

Список Арина порвала на клочки и спустила в уборную.

Терпением вашим спасайте души ваши

/Иосиф Оптинский (Литовкин). Преподобный/

Арине хотелось громко петь и топать ногами от восторга: у неё есть свой дом, есть своя комната, которая – только её и больше ничья. Приёмные родители предложили называть их бабушкой и дедушкой, и ей это нравилось. Она боялась только одного: что от неё откажутся. Арина скрестила пальцы и поклялась ничем их не огорчать и ни на что не жаловаться.

Матушка Анисия рассказала Вечесловым о девочке, которая завидовала тем, кто хранил как зеницу ока фотографические карточки родителей. У Арины не было фотографии, а мечта о том, что в один прекрасный день мама приедет и заберёт её из приюта, с годами сменилась уверенностью, что она никому не нужна, даже матери. Монахини не дарили детям напрасных надежд, с которыми потом так больно расставаться. Обман, который миряне ошибочно зовут ложью во спасение, на самом деле – от лукавого. Истинное милосердие – в правде. С ней можно смириться и жить. А вытравить из детской памяти воспоминания о родителях невозможно.

Какой бы тягостной ни была Аринина прошлая жизнь, она всё равно будет любить мать, вероломно от неё отказавшуюся. После безмятежных лет, прожитых в монастырском приюте, её ждёт встреча с миром, не всегда дружелюбным и не к каждому ласковым. Сможет ли она адаптироваться?

Вечесловы делали всё, чтобы – смогла. О том, что их приёмная внучка больна, они не знали. Резкую смену настроения, беспричинную грусть, сменявшуюся необузданной радостью, объясняли тяжёлым детством. Хотя это было не так, и приют при монастыре Святого Пантелеймона Арина вспоминала с тёплым сердцем.

Её опекуны жили уютно и старомодно. В церковь Вера Илларионовна ходила, только когда просила душа. Полковник в бога не верил, но всегда её сопровождал – из ревности к отцу Дмитрию, с которым Вера была знакома с детства и в которого была когда-то влюблена.

Постов Вечесловы не соблюдали, но церковные праздники встречали с благоговейной радостью. Пасхальные куличи Вера святила с ощущением причастности к тайне, завеса которой слегка приподнималась во время обряда освящения. А может, так оно и есть, думал Иван Антонович, глядя на Верино сияющее лицо, с которого не сходила улыбка. Он так соскучился по её улыбке, которая в больнице была вымученной, вынужденной, а сейчас – настоящей. Может, и правда есть эта тайна? А иначе – отчего так светло и спокойно делается на душе?

Мысли перенеслись со сверхъестественного на реальное, где отставной полковник чувствовал себя хозяином положения. «Прости, девочка, задержались мы, с опекунством этим треклятым, напугали тебя… Но теперь всё в порядке. Ты с нами, мы будем о тебе заботиться и любить».

Появление в доме Арины наполнило жизнь светом. В этой девочке не было никакого притворства: она говорила то, что чувствовала, но чаще молчала. Аринину молчаливость и странные взгляды, которые она бросала на «бабушку» с «дедушкой», Вечесловы объясняли стеснительностью.

Об истинных чувствах Арины они не догадывались.

В своём новом доме девочка испытывала синдром потери, лишившись разом всего, что составляло её жизнь. Подруг, с которыми шесть лет делила общую спальню. Просторной и гулкой трапезной с деревянными длинными лавками и чисто выскобленными столами, где после благодарственной молитвы они принимали пищу – вкушали божьи дары. Торжественной тишины молельни. Сестёр-монахинь в привычно чёрных одеждах (в детстве они казались Арине похожими на огромных ворон). Ежедневных прогулок на монастырском знакомом до последней травинки дворе. Вышивальной мастерской.

Последнего не хватало как-то по-особенному: пальцы тосковали по игле, разум метался, не находя замены любимой работе, а глазам виделись во всём узоры. Опекуны, которых полагалось звать бабушкой Верой и дедушкой Ваней, были к ней неизменно добры, но она чувствовала свою чужеродность. Куклу в нарядном платье и пышных бантах рассмотрела со всех сторон и осторожно посадила на комод. И больше не взяла в руки – ни сегодня, ни в последующие дни. «Опоздали мы… Выросла она из кукол» – подумала Вера Илларионовна. И расстроилась.

Депрессию, наступившую после безудержной радости, Вечесловы посчитали естественным поведением ребёнка, вырванного из привычного мира. А может, так оно и было? На улице Арина терялась. Её пугало количество незнакомых людей – всегда спешащих куда-то, непривычно ярко одетых и недопустимо громко разговаривающих. Девочки в шортах и в коротких юбочках вызывали недоумение. Мальчики, которых в приюте вовсе не было, вызывали пугливое любопытство.