Ханс-Улав Тюволд - Хорошие собаки до Южного полюса не добираются [litres]

– Собирайся, Шлёпик. Сегодня мы с тобой идем на праздник, – сказал он.

Праздник. На празднике я еще не бывал. Праздник происходил следующим образом: четверо взрослых мужчин и еще один собрались за столом в гостиной, в доме, где когда-то была кошка. Да, от этого запаха избавиться невозможно. Я про кошачий. На столик поставили драконову воду, орехи и картофельные лепестки (божественные!). На журнальный столик. И за этим же журнальным столиком люди ужинали. Вот бы фру Торкильдсен на все это посмотреть! Гостиная наполнилась голосами, и смехом, и дымом, и музыкой, и я одновременно потяжелел и стал невесомым, и мне все казалось, будто я вот-вот провалюсь под землю и взлечу в небеса. А еще я все время был голодный, как волк, хотя гости скормили мне немало сосисок. Не знаю почему, но в голове у меня, словно мантра, крутилось слово «корабль», и я стал волком, последним в веренице волков, которая уходит далеко вперед, до самого вожака. Я бодрствовал, однако мне снились сны о жизни. Жаль, что фру Торкильдсен там не было. Ей это пошло бы на пользу. Она бы тоже могла пить, и курить, и смеяться, и болтать. Она подпевала бы песням. Гитара, еще одна гитара – и вот уже все поют, поют хриплыми голосами, и опять пьют драконову воду и курят пряности, и не слышат друг друга, и переполнены взаимной любовью.

Сейчас, спустя некоторое время, все происходившее видится мне довольно зыбким, и тем не менее я запомнил, как в один момент кто-то из гостей решил, будто я превратился в скульптуру.

– Шлёпик – каменный! – сказал тот, у кого на голове не росли волосы, и, словно это замечание было недостаточно нелепым, добавил: – Каменный, как обезьяна!

В человеческом языке много про зверей. «Бисер перед свиньями». «Подлый, как крыса». «Свободный, как птица». «Трусливый, как заяц». «Упрямый, как осел».

«Акула бизнеса». «Голубь мира». «Доходит, как до жирафа». «Не пришей кобыле хвост». Речь – это самый настоящий зоопарк. (Самое глупое, связанное с животными выражение? Неудивительно, но оно связано с кошками. Это «котенька-коток». Котенька-коток?

А кем еще может быть «котенька», если не котом?

Ведь, насколько я знаю, такого выражения, как «собачка-песик», не существует? Или как?)

Лежа в полудреме на бараньей шкуре, которую кто-то любезно положил именно на этом месте, я думал сразу обо всех животных на земле. О синем ките в океане, и блохе у меня в шерсти, и обо всех остальных созданиях между этими двумя. О том, как все мы связаны друг с дружкой и со всеми теми, кто был до нас. Кит – это блоха, а блоха – кит, и я – фру Торкильдсен. Здесь фру Торкильдсен наверняка не было бы одиноко. Впрочем, возможно, она и так не одинока. Одиночества вообще не существует.

Подгоняй следующий корабль.

Проснувшись, я сперва не понял, где нахожусь. Однако главное – это что ты проснулся, и неважно, что порой ощущения у тебя странные, особенно при пробуждении. Научись это ценить.

Человек без волос спал на диване, а из другой комнаты, чуть поодаль, долетал храп. Из колонок доносилось умиротворяющее шипение, далекое электрическое эхо той вентиляционной системы, что у нас в Доме. Для тревоги причин у меня не было, а вот жажда напала мучительная. Жуткая. В памяти у меня отпечаталось, что на кухне стоит миска с водой, и я поднялся. Я потянул лапы, спину, хвост и язык и вальяжно прошагал на кухню. И как вы думаете, кого я там встретил? Соседджека собственной персоной. С новой прической он смахивал на неухоженного шнауцера, ожидающего перевода в приют.

– О, да это ж наш самый главный!

– Спасибо, и вам того же, – не растерялся я и направился к миске с водой.

Запалив свою вечную сигарету, которая ночью отдыхала в пепельнице, на куче окурков, Соседджек спросил:

– Ну что, Шлёпик, прогуляемся?

Я думал, он уж никогда не спросит.

И мы прогулялись, причем долго. Так долго с фру Торкильдсен мы никогда не гуляли, да, если на то пошло, и с Майором тоже. Между виллами, по пустынным утренним улицам, по заиндевевшим полянам и по лесу – мы гуляли, как и полагается хозяину и собаке. При всем уважении к фру Торкильдсен – ей не удается догулять меня до усталости, и понял я это лишь теперь. Мне нужно больше двигаться, а ей нужен праздник. На этих двух выводах и следует строить нашу дальнейшую жизнь. Ее короткое путешествие, которому я так противился, похоже, пошло на пользу нам обоим. У нас появились новые стимулы, мы впустили свежий воздух в нашу с ней жизнь – и, честно сказать, жизнь эта довольно однообразна. Как нередко повторяет фру Торкильдсен, «да вот сидим себе», а когда нам хочется поговорить, то приходится пересказывать друг другу истории, рассказанные еще кем-то. Взять, к примеру, Антарктиду – на черта она нам с фру Торкильдсен вообще сдалась? Надеюсь, ее путешествие получилось таким же плодотворным, как и мое пребывание здесь. Ничего, скоро я это узнаю: корабль из Дании уже причалил, а Соседджек вызвался помочь фру Торкильдсен с багажом, пока я присматриваю за машиной, вокруг которой шастает народ. Вот уж где адище-то.