Владимир Токмаков - Детдом для престарелых убийц

Сейчас тебя несет словесный поток. Несет просто по течению, безвольного, ошалелого. Несет с шумом и яростью, а потом выбросит на какой-нибудь необитаемый остров. Вот тогда-то тебе и придется, как первому человеку, как Адаму в раю, показать, сможешь ли ты найти для этого мира новые, правильные, красивые имена. А пока о твоих стихах я ничего не могу сказать. Точнее, могу сказать, что они пока ничего существенного из себя не представляют.

Выучи-ка получше правила русского языка: первое лицо, второе лицо, третье лицо. Мое Лицо! И не бойся ты писать просто! Писать просто сложнее всего. И говори побольше глупостей. Чем больше ты их говоришь, тем меньше их остается в тебе самом. Люди, говорящие глупости, – самые умные люди на свете. Толстой, например, четыре раза переписывал „Войну и мир”. Кто знает, может быть, это говорит только о его „гениальном тупоумии” и неумении сразу найти нужную фразу, слово, образ или сюжетный ход?

А на досуге подумай вот над какой мыслью (может быть, кстати, выяснишь, кто ее автор): „Творчество начинается с мучительного отъединения от Бога и создания своей собственной воли, чтобы потом, преодолев это отъединение, соединиться с ним в новом слиянии, выше того, с которого все началось”.

Еще ты спрашиваешь меня о моих творческих планах, об отношении к женщине и пр. О творческих планах узнаешь из „Вечернего Волопуйска”. А о женщинах поговорим как-нибудь в другой раз…»

…Ключи, которые она крутила на пальце, означали: я свободна, ты мне нравишься, пойдем со мной.

Я снял ее у кинотеатра «Лучший Мир». Я самец, и весной меня тянет на свежее мясо. Модно одета, сразу видно, не проститутка, скорее просто женщина с авантюрным складом характера, искательница приключений и острых ощущений (то есть блядь).

Длинноногая, такие в моем вкусе. «Чем длиннее у женщины ноги, тем больше на них пупырышков во время холодного осеннего ветра», – вспомнил я строки из верлибра молодого местного поэта.

Привела к себе на хату. Хата упакована от и до. Я немного забеспокоился: уж не подстава ли это, или, может быть, я угодил в логово к извращенцам типа «Общества любителей комиксов им. Тома и Джерри»?

Под кул-джаз выпили вина. Хорошее. Я краем глаза оценил ее бар. Много иностранных этикеток. Но водочной не заметил ни одной.

Она сказала, что хочет заняться этим втроем. Есть ли у меня подходящий приятель?

Я подумал. Пожалуй, что нет: Строчковский в командировке, Семен готовится к вернисажу. Остальные на роль ебарей-террористов не подходили однозначно.

«Хорошо, – сказала она, – тогда я приглашу своего дружка».

Я был не против, хотя чувство самосохранения опять напомнило о себе. Ведь так можно было влипнуть и в какую-нибудь неприятную криминальную историю, где мне бы досталась роль потерпевшего. Я имею в виду банальный сюжет с ограблением: клофелин, мертвый сон с последующим пробуждением в голом виде где-нибудь на городской помойке.

Нет. Оказалось, этой сучке нужно было совсем другое.

Пришел ее приятель. О таких говорят: «с хорошо сложенной мужской фигурой». Я сказал, что было бы неплохо для начала все-таки того, водочки.

У нее в баре водки, увы, не оказалось. Она предлагала мне выпить и то, и другое. Но я был непреклонен.

Пришлось нам с ее приятелем сходить в продуктовый. Взяли водки, хорошей закуски. Ничего мужик, улыбчивый, сказал, что работает водилой в фирме, которую возглавляет эта самая сучка.

Вернулись в квартиру, выпили пол-литра. Поставили даму раком. Водила трахал свою хозяйку сзади, одновременно я пихал ей в рот. Двигались мы ритмично, как-то даже удивительно слаженно для людей, впервые играющих в таком составе (вот что значат годы непрестанных тренировок!).

Ритм ускорялся, член мой напрягся до состояния железного Феликса, и я про себя подумал, что мы с водилой должны скоро встретиться где-нибудь в районе ее желудка.

Так и случилось. Кончили мы в нее практически одновременно. В общем, весело провели время.

Ночью, уже у себя дома, когда я забылся сном, мне снились огромные голые кузнечики. Они улыбались мне мощными челюстями и предлагали обменять свои огромные деревянные скрипки на мой (во сне почему-то очень маленький) испуганно съежившийся член. Я отказался, и тогда кузнечики, злобно оскалившись, стали гоняться за мной по зеленому лужку, пытаясь откусить его у меня.

А весь следующий воскресный день я тайно следил по городу за Шарлоттой. Видел, как она стырила пачку «Мальборо» с уличного лотка, подглядел, как она, думая, что ее никто не видит, писает за гаражами в каком-то дворе, и испытал зрекцию.