Карен Уайт - Между прошлым и будущим

С точки зрения техники полонез не требовал особой виртуозности – того, что я называла акробатическим трюкачеством на клавишах, – но все же поглотил все мое внимание, так как надо было часто пробегать обеими руками по целым октавам и темп – allegro con brio — был очень быстрым. Я настолько слилась с музыкой, что не услышала, как Финн зовет меня по имени, пока он не подошел к роялю вплотную и не позвал меня еще раз:

– Элеонор!

Я остановилась на середине музыкальной фразы, мои руки зависли над клавишами, пока я не пришла в себя и не положила их на колени. Он успел переодеться и сейчас выглядел как обычно, в брюках цвета хаки и трикотажной тенниске. Я подняла взгляд, не зная, чего ожидать.

– Тетя Хелена просила передать, чтобы вы сыграли что-нибудь другое. Она сказала, что вы знаете, о чем идет речь.

Я нахмурилась, делая вид, что понятия не имею, о чем он говорит.

– Она просила сыграть что-нибудь из Шопена, а это один из его полонезов.

– Понимаю. И нам с Джиджи очень понравилось, но тетушка Хелена сказала, что эта музыка звучит так, словно ребенок бьет по клавишам палкой. Сестре Уэбер пришлось дать ей средство от головной боли.

– Извините, видимо, я не поняла! – чуть не задохнувшись от возмущения, произнесла я и поняла, что мой голос был похож на жалкий писк. Конечно, я давно не практиковалась, но, несомненно, мое исполнение вовсе не было таким дурным, как это представила Хелена.

Словно предвидя, что я собираюсь сказать, Финн поднял руку.

– Я вовсе не сказал, что согласен с ней. Мое первое впечатление остается прежним. Она просто просит вас сыграть что-то другое. То, что она вам заказала.

Я напряглась.

– Она прекрасно знает, почему я не могу играть эту вещь, и просит меня сделать это, потому что знает, что в этом случае мне придется уйти.

Он бросил на меня встревоженный взгляд.

– Не представляю, почему она вас так невзлюбила, но, по крайней мере, она проявляет хоть какие-то эмоции, чего не было с тех самых пор, как мы забрали ее из больницы домой. Польза от вашего присутствия очевидна. Поверьте, вы нам здесь очень нужны.

Кого он имеет в виду, говоря «мы»? Я посмотрела на него долгим, изучающим взглядом, впервые увидев в нем человека, который чуть не потерял ребенка. Да, девочка уже почти четыре года была в состоянии ремиссии, но одному богу известно, сколько Финну пришлось пережить. Горе имеет множество обличий, и, глядя на Хелену Жарка, я подозревала, что за ее отчаянием скрывается нечто большее, чем просто боль от потери сестры.

– Вы сказали, что первым обнаружили двоюродных бабушек, и Бернадетт уже скончалась, а Хелена умирала от голода. – Я нахмурилась в попытке прояснить картину. – Почему же Хелена не позвала на помощь?

В неясном свете его лицо казалось высеченным из камня – мрамор и игра теней.

– Она не хотела жить без сестры.

Я начала неспешно перебирать клавиши большим и средним пальцами правой руки, в свете пасмурного дня эти звуки прозвучали мрачно и одиноко.

– Она сама вам так сказала?

Он слегка покачал головой.

– Она напрочь отказывается это обсуждать.

Мои пальцы застыли на клавишах, когда я вспомнила почти пустую спальню наверху и дверь, которая должна была оставаться закрытой, храня за замком чьи-то тайны.

– Когда в последний раз вы слышала, как Бернадетт играет на рояле?

Он на мгновение задумался.

– Не припомню. Я обычно навещал их раз в неделю, и Бернадетт играла для нас после обеда. – Нахмурившись, он принялся нервно ходить по комнате, от одного окна к другому. Надо сказать, в офисе он это тоже делал, когда обдумывал что-то важное, и его секретарша Кэй часто ворчала, что он портит старинный ковер. Финн ненадолго остановился и начал разглядывать отдернутые шторы, словно впервые заметил тусклый свет, льющийся из окон. Потом он повернулся и взглянул на меня. – Был канун Рождества. Я запомнил это, потому что в тот день мы с Джиджи распевали рождественские гимны в компании нескольких соседей. Я не смог появиться у них до конца января по причине нескольких запланированных деловых поездок и приехал уже после Крещения. Рождественскую елку и украшения еще не убрали, что было совсем не характерно для тетушек. А когда Джиджи попросила Бернадетт что-нибудь сыграть, та ответила, что больше не прикоснется к инструменту. Рояль был закрыт, и я не припомню, чтобы слышал ее игру с того самого Рождества.

Он замолчал и несколько секунд настороженно глядел на меня.

– А почему вы спрашиваете?