Карен Уайт - Между прошлым и будущим

Когда Женевьева появилась на свет, мы с Бернадетт стояли, держась за руки, над ее плетеной кроваткой, в полном восхищении от прелестного младенца с бело-розовой кожей, и почему-то испытывали облегчение, что это не мальчик, который напоминал бы нам о другом ребенке. Даже божья кара не может быть столь жестокой.

Нам совсем не нравились ни мать малышки – Харпер, ни нелепое французское имя, которое она для нее выбрала. Но все это не могло омрачить наше ликование при виде этого торжества жизни, свидетельства расположения Божественного провидения, которое наконец-то снизошло до того, чтобы пожалеть нас. По крайней мере, так думала Бернадетт. Я лишь затаила дыхание в тревожном ожидании. Когда Женевьева заболела, я снова почувствовала, как пальцы бога сжимаются на моей шее, и тщетны все попытки избежать наказания. А когда умерла Бернадетт, я поняла, что еще не до конца расплатилась за грехи.

Я закрыла глаза, слушая беспечное щебетанье Женевьевы. Она, как и большинство американцев, говорила так быстро, что я понимала лишь половину. Впрочем, можно было и не прислушиваться – она болтала о том же, о чем девочки во всем мире говорят по телефону с подружками или в спальне с сестренкой.

Милая болтовня была так знакома, что действовала на меня почти успокаивающе, даже несмотря на то, что вызывала в памяти зимние утренние часы в Будапеште, когда мы с Бернадетт лежали в насквозь промерзшей комнате и при дыхании у нас изо рта шел пар. У меня заболела голова, и все, что мне хотелось, – это взять Джиджи за ручку и снова уснуть. Я была бы счастлива, если бы могла умереть таким образом – просто уснуть в обществе невинного ребенка. Но я знала, что не заслужила такую благостную смерть.

– Тетя Хелена? Тут Элеонор пришла вас навестить, – объявил с порога Финн.

Джиджи спрыгнула с края кровати.

– А я называю ее Элли. Если ты ее вежливо попросишь, то она и тебе разрешит так себя называть.

Элеонор слегка поморщилась, когда Джиджи произнесла «Элли». Я, возможно, этого и не заметила бы, если бы не смотрела на нее так пристально, удивленная ее бледностью и расширенными то ли от страха, то ли от шока глазами. Было такое впечатление, будто она только что увидела привидение.

– Элли, – произнесла я лишь для того, чтобы снова увидеть ее реакцию, но на сей раз мне не удалось застать девушку врасплох, и она просто улыбнулась в ответ. Я не знала, почему мне так хотелось сыпать соль на ее раны. Может быть, потому, что я была раздражена ее присутствием здесь и воспринимала ее как препятствие моим попыткам свести счеты с жизнью. Или, может быть, потому, что я старая женщина и у меня просто нет времени терпеливо копаться в чьей-то душе, чтобы рассмотреть, что там на самом деле прячется. А скорее всего, я просто хотела сделать так, чтобы у нее самой не возникло желания влезать мне в душу.

– Можете называть меня Элли, если хотите, – сказала она, как будто я спрашивала у нее разрешения на это.

– Нет уж, увольте, – сказала я. – Элли – это имя для хорошенькой молоденькой девушки. Я, пожалуй, буду называть вас Элеонор. – Я нахмурилась и посмотрела на нее. – Значит, вы все-таки вернулись.

– Конечно. Я же сказала, что вернусь, а я привыкла выполнять обещания.

– Неужели? – спросила я, думая, что, может быть, уже поздно и она разглядела зияющую дыру на том месте, где когда-то у меня было сердце. – Ну, это не такое уж достоинство, как вы все думаете.

Тут в разговор вмешался Финн:

– Мы с Джиджи сейчас пойдем наверх и переоденемся после купания. Оставлю вас одних, чтобы вы обсудили, чем хотите заняться сегодня.

Он с надеждой улыбнулся, словно не был крупным специалистом по инвестициям, который должен бы понимать, что капиталовложения окупаются не за день или два, на это требуются долгие годы. В ответ я лишь многозначительно посмотрела на него.

– Все будет в порядке, – сказала Элеонор, как будто тоже в это верила.

Когда они удалились, я сосредоточила все внимание на девушке, хотя, полагаю, это скорее была молодая женщина. Впрочем, в мои девяносто лет любая женщина моложе меня казалась мне девчонкой.

– И кто же называл вас Элли?

На этот раз мне удалось застать ее врасплох, лицо ее болезненно скривилось.

– Отец.

Ага, вот оно что.

– И он, наверное, умер, когда вы были еще маленькой?

Она некоторое время молчала.

– Откуда вы знаете?

Я вздохнула.

– Все признаки налицо.

Она посмотрела на меня своими грустными светло-голубыми глазами.