Ольга Славникова - Прыжок в длину

У Ведерникова имелось перед умозрительным книжно-киношным убийцей только одно преимущество. Ему не было нужды, как иному зловещему умнику, изыскивать отраву, не оставляющую следов в организме, и обеспечивать себе, посредством сложного фокуса, иллюзорное алиби. Ему было, честно, все равно, что станется с ним после. Ведерников сознавал, что его поймают, осудят и посадят, но видел свою тюрьму уже за пределами земной жизни и представлял ее себе так же условно, как современный человек мысленно видит ад. Ведерников полагал, что никто по нему не станет особо горевать. С Лидой теперь отношения сделались скорее враждебные, спиной друг к другу. Ну потеряет человек работу, потом найдет другую, если не станет чересчур усердно прикладываться к фляжке. Родного отца Ведерников так и не увидел, очень может быть, что его уже и вовсе нет на свете. Мать – вот она, конечно, испытает шок, ей будет не очень-то комфортно мотаться к сыну на свидания куда-нибудь в Мордовию, собирать посылки из бульонных кубиков и развесных конфет. Ведерников знал, что она стиснет зубы, наймет лучшего адвоката, подаст по порядку все возможные апелляции, из разрешенного веса передач не упустит ни килограмма. Но общий контур ее отношений с сыном останется прежним, Ведерников ведь и так зэк, у него пожизненное. Кроме того, Ведерников вдруг догадался, что мать, как никто, поймет его поступок – и в душе сурово одобрит. Солидарность – вот что заменит им любовь, теперь уже до конца существования.

Однако реальное человекоубийство, как скоро осознал Ведерников, всегда пребывает не только в ведении исполнителя, но еще и под юрисдикцией рока. В сущности, жизнь всякого человека постоянно висит на волоске. Можно кого-то нечаянно пихнуть, а тот попятится, навернется с лестницы, сломает шею. А можно нанести объекту с десяток ножевых, но он, весь мокрый и липкий, толчками извергающий из дырок красное, окажется в реанимации и выживет. Чтобы грамотно переиграть рок, надо быть профессионалом: знать, куда бить, что пережимать, в какую часть туши и под каким углом всаживать нож. Ведерников ничего этого не знал и не умел.

По вечерам, в Лидино отсутствие, он копался в кухонных ящиках, перебирал чистые ножики: облитые пресным блеском, они были вялые, будто селедки, с тупенькими носами. Перспективней показался моток пожелтелой капроновой веревки с болтавшимися на нем бельевыми прищепками. Так и этак подергав предполагаемую удавку, Ведерников убедился в ее необычайной прочности, значительно превышающей прочность самого Ведерникова – не факт, что способного, накинув сзади петлю, удержать взнузданную, брыкающуюся, бьющуюся жертву и не сверзиться с протезов самому.

Действовать следовало только наверняка. В поисках надежного орудия Ведерников отправился в недавно им примеченный, расположенный наискось через проспект магазин «Охотник». В длинном узком помещении Ведерников увидал в витринах нечто неприятно и смутно знакомое: карабины и ружья своей технологичностью и как бы ломаной калечностью напоминали протезы – протезы его неспособности прикончить негодяйчика голыми руками. Гораздо больше Ведерникову понравились клинки: настоящие хищники, курносые акулы, превращавшие бытовой электрический свет в грозные и несомненные проблески убийства. Однако менеджер, тяжелый увалень в бороде до брюха, вальяжно разъяснил, что для покупки ножа требуется охотничий билет плюс разрешение на огнестрельное оружие, а для добычи билета надобны еще документы, включая медицинские справки. Ведерников был не против, он был готов оставить необходимую полиции цепочку своих характерных черненьких следов. Он даже взял у менеджера бесплатную брошюру с разъяснениями, как все делается, с адресами и контактами. Однако увалень так скептически поглядывал сквозь бронированный прилавок туда, где топтались не видные ему, слегка скрипевшие искусственные ноги, что Ведерников сразу усомнился в успехе предприятия.

Его буквально завораживала недавно осознанная уязвимость человека в сочетании с его же страшной, непредсказуемой живучестью. Причем в соотнесении с негодяйчиком уязвимость доставалась почти целиком Ведерникову, зябкому, зыбкому, только имитирующему прямохождение на своих измозоленных обрубках, наперед оглушенному горем предстоящего убийства. Сверхплотный Женечка Караваев был, напротив, практически недосягаем для смерти, жизнь его хранилась в массивном теле, будто ценность в сейфе. Ведерникову трудно было представить какое-либо холодное оружие, включая хищные клинки из магазина «Охотник», которое от удара о Женечкины каменные ребра не сломалось бы, словно хлипкая щепка. У Ведерникова, сидевшего сиднем пятнадцать лет и пока не восстановившего мускулатуру, еще недавно напоминавшую жгуты из тряпок, не было ни единого шанса против человекообразного альфа-самца, если напасть открыто, лицом к лицу. Негодяйчик, между прочим, был довольно силен, особенно в медленном сдавливании, которому он подвергал, к примеру, захваченные парой в кулак грецкие орехи. Руку Ведерникова с ножом он мог бы удержать и заломить с такой же легкостью, с какой однажды цапнул и отвел на сторону, до пушечного треска древесины, росшую поперек пути инвалида низкую ветку. Самым эффективным вариантом было бы спихнуть негодяйчика в воду, желательно глубокую и темную, чтобы шум чудовищного водяного взрыва от падения истукана компенсировался очень скорым его, истукана, погружением, бесповоротно в жирный, бархатный ил. Однако, каким бы ни было место преступления уединенным и безлюдным, существовала высокая вероятность, что метнется неведомо откуда быстрая тень, и непрошеный спаситель сиганет в мутный водяной пузырь, чтобы вытащить набухшую, бледную жертву, а самому, вероятней всего, утонуть.