Я огляделся. Вся квартира была перевернута. Ящики вырваны из письменного стола и шкафов, их содержимое валяется на полу. Моя рукопись и второй экземпляр бесследно исчезли, нигде я не смог найти ни диктофона (кассетника), ни пленок, ни фотокопий моих блокнотов. В панике я рыскал повсюду. Ничего. Я позвонил в полицию и сказал, чтобы они срочно присылали своих сотрудников. Мне все стало совершенно ясно, я задыхался от бессильного гнева и в то же время был полон глубокой печали.
— А в чем дело? — спросил полицейский у телефона.
— Здесь совершено убийство. Мой друг Берти… Мой товарищ Берти… Он мертв.
— Кого убили, господин Роланд?
— Меня! — ответил я, потрясенный до глубины души, потому что я понял: Берти застрелили в спешке по недосмотру. Навсегда замолчать хотели заставить меня.
— Вас?! Вы что, с ума сошли?!
Я больше не мог говорить и положил трубку.
Через пять минут прибыла первая машина с бригадой из отдела убийств.
Полиция присоединилась к моему мнению, что Берти застрелили по ошибке, и пули предназначались мне. В конце концов, ведь исчезла именно рукопись и все связанные с ней материалы. Следствие по этому делу велось в строжайшей тайне, ничего не должно было просочиться в прессу.
Когда Ирина и Хэм вернулись домой, тело Берти уже давно увезли, а я смыл всю кровь. Ирина разрыдалась, когда я рассказал о случившемся, Хэм только коротко выругался:
— Свиньи, подлые свиньи! Как думаешь, кто это сделал?
— Любой, — ответил я. — Любой заинтересованный в том, чтобы эта история не была предана огласке, мог сделать это. Каждый по отдельности. Или все вместе. Скорее всего, наняли киллера. Эта история не должна была выйти на свет. Херфорд не желал этого. Американцы не желали этого. Русские не желали этого. И, как знать, возможно и Ванденберг не желал этого.
— Но зачем же он тогда сказал, что ты должен написать книгу?! — воскликнула Ирина в полной растерянности.
— Да, он сказал так. Может быть, по поручению или в сговоре с другими. Чтобы быть уверенными, что после того, как я пообещал Ванденбергу писать для него, — я об этой истории больше никому не скажу ни слова. Чтобы быть спокойными. Чтобы спокойно убрать меня. Только вот в этом спокойствии они убили другого. Я обвиняю всех и каждого: Херфорда, американцев, русских — и Ванденберга! Я больше никому не верю! Вот увидите, убийца не будет найден!
Я оказался абсолютно прав. Убийца так никогда и не был найден…
— Кто-то из нас должен пойти к матери Берти, — обратился ко мне Хэм. — Если хочешь, Вальтер, я сделаю это.
— Нет, — ответил я. — Я должен сделать это сам.
Мать Берти жила недалеко от Хэма, в районе Бокенхайма на Ляйпцигер-штрассе. Мне открыла девушка с красными от слез глазами и сказала:
— Фрау Энгельгардт стало плохо, когда полиция сообщила ей о смерти сына, но вы можете пройти, вас ожидают. — Я предварительно звонил по телефону.
Девушка проводила меня в просторную комнату с красивой мебелью. На софе — в черном платье, с прямой спиной — сидела госпожа Энгельгардт. Ей было восемьдесят четыре года, я знал это. Высокая и тоненькая, с седыми волосами и тонкими чертами словно бы прозрачного лица.
— Присядьте рядом со мной, господин Роланд, — сказала она, и ее высокий старческий голос прозвучал спокойно и твердо. — Хорошо, что пришли вы, а не кто другой. Звонило так много людей — издатель, главный редактор и репортеры из разных газет, поэтому час назад я поставила телефон на автоответчик.
Я сидел и смотрел на пожилую даму, которую знал столько лет, — и не мог вымолвить ни слова. Повсюду были расставлены цветы в вазах.
— Все это, — потерянно сказала мать Берти, — только что доставили. У Берти было много друзей. Он был хорошим мальчиком, ведь правда?
— Да. И он был моим другом. Мы столько лет работали вместе. Я… я…
— Ладно, ладно. Он вас очень любил, мой сын, вы знали это? Он восхищался вами.
— Ах…
— Да, правда. И он всегда радовался, когда вам выпадало работать вместе. — Она ласково посмотрела на меня. Я молчал. Я все еще не знал, что мне сказать. Все слова, которые приходили в голову, казались пустыми фразами.
— Пути Господни неисповедимы. Я ждала смерти, и вот я живу. А мой Берти ушел. И теперь я совсем одна. Он никогда подолгу не задерживался дома, но мы всегда были рядом. Он отовсюду звонил мне, телеграфировал, присылал письма и цветы. Надеюсь, Господь смилуется надо мной и пошлет скорую смерть. Что мне еще делать на этом свете?!
Читать дальше