Я вернулся в салон и сказал Берти:
— Я разговаривал по телефону с Зеерозе. У него есть контакт с американцами. Он знает больше нас. Ему известно то, над чем мы все еще ломаем голову: что именно продал Билка.
— Что?
— Все планы стран-участниц Варшавского Договора на случай войны в Европе, — сказал я. — Американцам.
Жюль невозмутимо посмотрел на меня.
Берти проговорил, делая над собой явное усилие:
— Планы Варшавского Договора? Ну и ну!
— Я тоже не знал, — сказал Жюль. — Разве было нехорошо, что вы последовали моему совету и пошли в «Клуб 88»?
— Это было чертовски хорошо, — сказал я. — Только почему, господин Жюль? Почему вы послали меня туда? Почему я не мог разговаривать отсюда?
Официант-француз пожал плечами.
— Вы ведь знаете господина Ханслика, старшего портье. Он мой хороший друг. Сегодня был бы мой свободный день, но господин Ханслик звонит мне и говорит, что я должен немедленно прийти в отель. Вы приехали и пришли люди на телефонную станцию и возились там. Телефонистки убеждены, что они вмонтировали подслушивающее устройство к вашему аппарату в этом номере. Дирекция отеля, конечно, позвонила на станцию. Они там говорят, что все правильно. Неисправность на линии. Мы с господином Хансликом, тем не менее, не верим. Мы думаем, вас прослушивают.
— Это было бы вполне логично, — отозвался Берти. Я увидел, что он тайком фотографировал Жюля, пока я ходил за магнитофоном. Я был слишком взволнован и не подумал о том, что наша беседа в полицейском управлении заняла не всю сторону одной кассеты. Я лишь увидел перемотанную ленту и выключенный аппарат. Я механически вынул кассету, вложил новую и включил магнитофон. Так вот просто все было. К сожалению.
— И? — спросил я Жюля.
— И я сразу сюда пришел и позвонил господину Зеерозе из телефонной будки на улице, и он сказал, чтобы я позаботился об этом деле. Очень благодарен мне. И я ему тоже. Поэтому я все это делаю. Поэтому поменял дежурство с Оскаром. Чтобы быть здесь сегодня. Все разговоры должны сразу идти через меня — ведь так сказал месье Зеерозе, правда?
— Да, он так сказал.
— Я звоню из бара, если что-нибудь случилось. Я же всегда могу ненадолго уйти. Я просто обязан месье Зеерозе помогать сейчас. Ему и вам. Раз такое дело.
— Откуда вы знаете господина Зеерозе? — спросил Берти.
— Подожди, — перебил я. — Нас могут услышать в спальне?
— Невозможно, месье. Стены очень толстые, двери очень толстые и обитые. Это были раньше отдельные комнаты. Вы можете здесь говорить так громко, как хотите — рядом ничего не слышно. Ой-ля-ля, многие дамы очень шумные в спальне, здесь в соседней комнате не слышно ни звука. Скорее в коридоре, если подслушивать под дверью.
— Вы все подслушиваете, да? — спросил Берти.
— Разумеется, месье, — не скрывал Жюль. — Это половина плезира от нашей профессии.
— И тем не менее, — сказал я, быстро подошел к двери в спальню и распахнул ее. Ирина, в новых белых трусиках и новом белом лифчике, тихонько вскрикнула. Она как раз собиралась примерить зеленое шерстяное платье с черным лаковым поясом.
— Извините, — произнес я. — Я только хотел посмотреть, подходят ли вещи.
— Они сидят как влитые, — сказал Ирина со странным мерцанием в глазах. — Мне нужно еще немножко времени, потом я вам покажусь.
— Хорошо, — кивнул я и закрыл дверь. Я взглянул на Жюля, с любовью накрывшего стол — кофе, коньяк и все, что полагается. — Короче, — сказал я, — господин Зеерозе спас вам жизнь. Верно?
— Да, месье. Поэтому я всегда буду все для него делать.
— А когда он спас вам жизнь? — спросил Берти.
Магнитофон записывал, я это знал. Вмонтированный в радио микрофон записывал тоже, этого я не знал. Это мне еще только предстояло узнать.
Жюль Кассен рассказал:
— Месье Зеерозе был офицером во Франции. Я был с маки. Взрывал большие мосты с товарищами. Немцы нас поймали — меня и всех тех, кого я написал на бумажке. Месье Зеерозе был тогда комендант гарнизона. Дает нам бежать. Рискует при этом головой. Спас всем нам жизнь.
— Филантроп, — заметил Берти.
— Не надо шутить, месье, пожалуйста! Месье Зеерозе — чудесный человек. В 1945-м я обращаюсь к французскому военному правительству и говорю, что он сделал для нашей группы. За это он получает одну из первых газетных лицензий. Он соединился с господином Херфордом, тот достал деньги, и — вуаля! «Блиц» родился!
— Ах вот как это было. Лицензию получил Зеерозе, а не Херфорд.
— Правильно. Мы были друзья, месье Зеерозе и я, хорошие друзья.
Читать дальше