Йоханнес Зиммель - Из чего созданы сны

— Кто был этот человек?

— Я это выясню. Дайте мне время. Я все выясню. А сейчас перестаньте пить и постарайтесь немного поспать!

— Я не могу заснуть!

Мы еще немного препирались, потом я сдался. Я закурил новую сигарету и снова снял трубку. Опять отозвался девичий голос с коммутатора. Я назвал ей домашний номер Хэма во Франкфурте. Он моментально снял трубку.

— Что случилось, малыш?

Я все рассказал ему. Он ни разу не перебил меня. Под конец произнес:

— Это будет крупное дело, я это сразу почуял. Херфорд согласен освободить три или четыре страницы. До десяти мне нужны твой убойный текст и подписи под картинками.

— Да, Хэм.

— Что с этим Конконом?

— Пока не знаю. Мы сейчас туда как раз отправляемся.

— С девушкой ничего не должно случиться, Вальтер! Это самое важное! Что она делает?

— Уже в постели. Я ее запру. На людей в отеле можно положиться.

— Хорошо. Позвони мне, когда сможешь и когда будут новости. Я не сплю. Слишком волнуюсь.

— Не больше моего, — ответил я. — Что вы делаете? Курите трубку?

— Да, — сказал он. — И слушаю пластинки.

— Шёк?

— Да, Шёк, — подтвердил Хэм.

— А что именно Шёка?

— «Заживо погребенный», — сказал Хэм. — Под него хорошо думается.

— О чем?

— Как будут развиваться эти события, чем все закончится.

— И как вам кажется? Хорошо все кончится?

Вместо ответа он только тихо произнес:

— Ни пуха ни пера, Вальтер.

И повесил трубку. Я чувствовал на далеком-далеком расстоянии своего «шакала» (который имел дьявольскую привычку мгновенно оказываться совсем рядом). Поэтому допил залпом свой стакан и поднялся, чтобы пойти в ванную. Мне приспичило. К тому же я хотел посмотреть, спит уже Ирина или нет. Она не спала. Спальня вообще была пуста. В ванной комнате горел яркий неоновый свет. Спиной ко мне стояла Ирина. Склонившись над одной из раковин, она чистила зубы. И была совершенно голая.

Она явно заметила в зеркале над раковиной мое появление, потому что испуганно обернулась, держа в руках стакан и щетку, с пастой вокруг рта. У нее были красивые, крепкие груди с крупными коричневыми сосками и широкими ободками, совсем узкие бедра, длинные ноги, маленький живот, какой бывает у всех истинно красивых женщин, а под ним я увидел темный треугольник.

В мою плоть моментально ударила кровь. Я еще никогда не видел такого совершенного девичьего тела. Я вдруг забыл обо всем, что намеревался делать, обо всем, что произошло и еще должно произойти. Я хотел Ирину здесь и сейчас. Немедленно, сию минуту. Это была единственная мысль, которая владела моим разумом. Я начал приближаться к ней. Она замерла, повернувшись ко мне, не в состоянии сдвинуться с места, в ее глазах застыла паника. Плевать. Мне на все было наплевать. Я хотел обладать этой девушкой. Я должен был обладать ею. У нее была совершенно чистая и белая кожа, соски набухли и устремились ко мне. Я ощущал, как в моем члене неистово и неукротимо стучит кровь. Я медленно приближался к ней. Мысленно я уже был на ней, в ней. Кровь гудела во мне.

Ирина выронила стакан. Он разлетелся вдребезги на полу, выложенном плиткой. Щетка отлетела в сторону. Она стояла, не двигаясь, не делая даже попыток прикрыться. Я дошел до нее. Коснулся ее плеч. Мои руки скользнули ниже. Она смотрела на меня широко раскрытыми черными глазами. На ее губах все еще пенилась зубная паста.

Во всем виноваты были ее глаза. Только глаза.

Я не смог этого сделать. Разумеется, я мог бы. Но это было бы такой подлостью. Эти темные грустные глаза сказали мне, какой бы я был скотиной, если бы сделал это.

Я не сделал этого.

Я схватил свою пижаму, лежавшую на обтянутом махровой тканью табурете, и, подумав, что еще никогда в своей жизни не вел себя так, сказал:

— Простите. — Потом я произнес: — Давайте, я помогу вам. — Я помог Ирине надеть мою пижаму, которая была слишком велика ей. Мы закатали рукава и штанины, Ирина выглядела в ней ужасно смешно. Только мне она не казалась смешной. Ей тоже было не до смеха. Все это время ее глаза ни на секунду не отпускали меня. Я вытер ей платком пасту с губ. — А теперь в постель, — приказал я. — Осторожно, осколки. Подождите. — Я поднял ее, отнес в спальню, уложил в кровать и прикрыл. — Спокойной ночи, — буркнул я, она продолжала неотрывно смотреть на меня. Я пошел. Когда моя рука коснулась ручки двери в салон, раздался ее голосок, такой тихий, что я с трудом услышал его:

— Господин Роланд…

— Да? — Я обернулся.

Все те же глаза. Ее чудесные, грустные глаза.