Ален де Боттон - Курс любви

Мы допускаем сложности в различных областях, касающихся жизни: международной торговле, иммиграции, онкологии, а потому готовимся к появлению разногласий и терпеливо ждем разрешения… Но вот дело доходит до отношений – и мы склонны положиться на презумпцию свободы, которая, в свою очередь, разжигает в нас стойкое отвращение к затяжным переговорам. Нам привычно думать, что странно в самом деле посвящать два дня саммиту по уходу за ванной комнатой, и уж само собой абсурдно нанимать профессионального посредника, чтобы помочь нам определить время, когда следует выйти из дома на званый ужин.

«Я женился на сумасшедшей», – думает он, испытывая одновременно страх и жалость к себе, пока их такси на скорости мчится по пустынным окраинным улицам. Его супруга (не менее обеспокоенная) сидит, забившись в угол подальше от него, насколько только позволяет заднее сиденье такси. В воображении Рабиха нет места для такого вида супружеского раздора, в какой он в настоящее время оказался втянут. Он теоретически подготовлен к несогласию, диалогу и компромиссу, но не к такому идиотизму. Никогда он не читал и не слышал о таких бурных перепалках по столь пустяковому поводу. Мысль, что Кирстен будет капризничать и отстраняться от него, возможно, до второго блюда, лишь добавляла волнения. Он глянул на невозмутимого шофера: афганец, судя по пластиковому флажку на приборной панели. Что должен он подумать о такой перебранке между двумя людьми, не знающими ни бедности, ни племенного геноцида, с какими ему приходится сражаться? Рабих, в его собственных глазах, человек очень добрый, которому, к сожалению, не доставало испытания для доказательства своей доброты. Ему было бы намного легче отдать кровь раненому ребенку в Бадахшане [19]или принести воду семейству в Кандагаре [20], чем, склонившись, шепнуть «прости» своей жене.

У каждого свое видение гармонии. Разом будут выставлены дураками те, кто слишком обращает внимание на хруст, с каким возлюбленный ест хлопья, или на то, сколько времени после даты выхода в свет нужно хранить журналы. Нетрудно обидеть человека, привыкшего складывать тарелки в определенном порядке или точно знающего, насколько быстро надо возвращать сливочное масло в холодильник после завтрака. Когда трения, будящие в нас дьявола, лишены лоска, мы оказываемся в милости у тех, кто вполне мог бы назвать наши заботы мелочными и странными. И тут мы можем вовсе сорваться и усомниться в том, что наши недовольства вообще стоит спокойно разъяснять нашим раздраженным собеседникам.

В действительности в браке Рабиха и Кирстен перепалки из-за «ничего» редки. Мелочи – это на самом деле большие проблемы, которым в свое время не уделили необходимого внимания. Ежедневные споры супругов – это болтающиеся нити, которые держатся на основательных различиях в их личностях.

Изучай Рабих повнимательнее свои желания и разочарования, он мог бы (в том, что касается температуры воздуха) объяснить, укрывшись пуховым одеялом: «Когда ты говоришь, что хочешь окно оставить открытым посреди зимы, это пугает и огорчает меня – скорее эмоционально, нежели физически. Мне так кажется, что речь идет о будущем, в котором будет растоптано все, что мне дорого. Это напоминает мне о своего рода садистском стоицизме и неунывающей отваге в тебе, от чего я, как правило, бегу. На каком-то подсознательном уровне я испытываю боязнь, что на самом деле тебе хочется вовсе не свежего воздуха, а выпихнуть меня в это окно, как ты умеешь, – очаровательно, но грубо, чувственно, пугающе». И будь Кирстен подобным образом внимательна в анализе своей позиции по поводу пунктуальности, она могла бы обратиться с собственной трогательной речью к Рабиху (и шоферу-афганцу) по пути в ресторан: «Моя настойчивость в том, чтобы выходить раньше из дома, это просто проявление страха. В хаотичном мире, полном неожиданностей, этот способ помогает мне прогнать тревогу и ощущение невыразимого ужаса. Мне необходимо быть на месте вовремя точно так же, как некоторым необходима власть, чтобы чувствовать себя в безопасности. Может быть, в этом мало смысла, но мне это важно еще и по той причине, что все детство я прожила в ожидании отца, который так и не вернулся. И это мой единственный, пусть и слегка безумный, способ оставаться в своем уме». Если бы их потребности были выражены словесно и каждый из супругов осознал бы источник страхов другого, могли быть найдены компромиссы. Рабих бы согласился отправиться в «Оригано» вскоре после шести тридцати, а Кристен могла бы установить кондиционер в спальне.