Рэмси Кэмпбелл - Усмешка тьмы

Чтобы найти вход в Харрис-билдинг, понадобилось обойти его дважды. В здании, украшенном колоннами в греческом стиле, расположились музей, библиотека и арт-галерея. Реконструировалось оно в данный момент за счет какого-то инвалидного фонда, о чем услужливо сообщала табличка при главном входе, к которому вели массивные ступени. Поначалу я упускаю из виду заднюю дверь – столь примитивно отделанную, что ее можно принять за какую-то неокрашенную часть декора. Дверь ведет в библиотеку – прямо возле входа меня встречают полки книг на урду [8] Урду́ – индоевропейский язык, родственный хинди, возникший в XIII веке. . За углом Г-образной комнаты я натыкаюсь на компьютерную распечатку, направляющую меня к круглому тамбуру. В центре мраморного пола стоит массивная фигура, столь тщательно завернутая в непрозрачный пластик, что невозможно с ходу угадать, что эта статуя собой представляет. Откуда-то из неведомого закулисья доносятся лязгающе-долбящие звуки – видимо, там тоже что-то ваяют. Я поднимаюсь по одной из двух мраморных лестниц мимо двери с надписью «ЭТОЙ ДВЕРЬЮ НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ» на круглый балкон, лабиринт из пластиковых перегородок, подпертый увесистыми столбами из ДСП в два моих роста. На некоторых столбах остались распечатки с надписями «СЮДА», но иные из них, судя по всему, не то задумывались шуточными, не то просто устарели. Лавируя между этими препятствиями, я добираюсь до справочной, где заседает высокая молодая женщина с черными кудрями, присыпанными побелкой.

– Я просил вас отложить кое-какие газеты, – с ходу говорю я.

– А как вас зовут, напомните?

– Саймон Ли Шевиц. Наверное, это с вами я говорил по телефону.

– Нет, не со мной, – она начинает шерстить коробку с микрофильмами, спрятанную под стойкой. – Местные газеты, годы – с 1912 по 1913? Она нашла вам несколько штук.

– Есть среди них «Престон Кроникл»?

– Разве она не сказала вам? «Кроникл» в те годы не выходила.

Как же так вышло, что я неправильно прочел – или вовсе запамятовал – название газеты с ярмарки? Иного объяснения я просто не нахожу. Возможно, эта газета попадется мне среди библиотечных материалов.

– Сначала – тринадцатый год, – прошу я, и женщина, пожав плечами, ведет меня к аппарату для чтения микрофильмов.

Экран потрескивает, разогреваясь, пока она заправляет ленту внутрь.

– Потребуется другая – кричите, – бормочет она. – Ну, не в прямом смысле, конечно.

– Могу использовать язык жестов.

По ее кислой улыбке я сразу понимаю, что моему остроумию далеко до идеала.

– Подойду и шепну вам на ушко, – пытаюсь реабилитироваться я.

Этот перл и вовсе заставляет ее быстро-быстро ретироваться.

Я вывожу на экран разворот новогоднего «Престонского вестника».

– ЖИ́ЛА! – орет кто-то благим матом не то сбоку, не то прямо над нами, и экран со щелчком гаснет. На секунду я даже забываю, что передо мной – допотопная техника, а не компьютер.

Зал мигом становится темнее апрельской ночи, и взгляды всех присутствующих скрещиваются на стойке. Откуда-то снаружи доносится смех, гулко отскакивающий от каменных стен.

– Пойду посмотрю, что случилось. Не думаю, что это повод для смеха, – строго говорит библиотекарша и поспешно покидает зал. Звук ее шагов будто бы дробится, когда она идет по балкону. Я живо воображаю, как несколько ее копий расходятся в разные стороны, каждая – по каким-то своим делам. К тому времени как она возвращается, немалая часть посетителей покинула зал.

– Очень жаль, – сообщает она, – но эти олухи пробили дрелью электрическую жилу. Не знаю, сколько времени уйдет на ремонт.

Это объявление выметает всех остальных. Кроме меня – зря я, что ли, потратил полдня на поездку? Ну нет, меня так просто не возьмешь. Я всматриваюсь в темный экран, силясь выцепить там хоть что-нибудь, пока библиотекарша не встает у меня за спиной:

– Очень жаль, но я вынуждена попросить вас уйти.

– Я сильно мешаю? Мне не составит труда подождать.

– Вопрос безопасности, – отрезает она и вынимает микрофильм из аппарата.

В остальном здании царит тишина. Когда я прохожу мимо колонн из ДСП, у меня вдруг возникает неприятное чувство, что за одной из них кто-то прячется. Я спешу вниз по лестнице, от шагов разносится эхо, и я, даже прижавшись ухом к двери, которой нельзя пользоваться, не могу сказать точно, действительно ли откуда-то доносятся сдавленные смешки, или мне лишь чудится. В вестибюле обхожу странную статую, закутанную в полиэтиленовый саван, но, разумеется, никто настолько высокий за ней не прячется. Никто и ничто. И только потом я замечаю человека в какой-то огромной спецовке, судя по виду, работать в ней явно трудновато, он стоит на балконе и наблюдает за мной. У него бледное лицо, наверное, из-за пыли от ремонта, что подчеркивает ярко-алый цвет губ, застывших в улыбке. Я несколько секунд смотрю на него – словно мы играем, испытывая друг друга, кто первый шелохнется. Потом, плюнув на все, иду навстречу дневному свету.